Множество человеческих рас перемешались здесь с высокими греками; нубийцы, восточные люди в тюрбанах, украшенных драгоценностями; невольники в ярких туниках, молодые адепты божества — все возрасты и общественные положения, казалось, были представлены в этих золотых коридорах, начиная от худой и бледной скифской куртизанки и кончая чернобородым персидским воином.

Мы повернули в коридор, который можно было бы назвать переулком, находись эти улицы под открытым небом, и внезапно оказались в потайных помещениях храма. Мои проводники остановились перед зарешеченными дверями, старший из них быстрым движением провел два раза по решетке рукоятью стилета, заставив железо сыграть резкую вибрирующую музыку.

Дверь без скрипа открылась настежь. Сильный толчок в спину швырнул меня вперед, и я едва не упал. Равновесие я восстановил внутри темного помещения, слыша за собой лязг закрывающейся двери. Потом девичий голос прошептал:

— Мой господин благоволит идти со мной. Я посмотрел вниз. Невысокая нубийка с серебряным ошейником невольницы на стройной смуглой шее улыбнулась мне, показав ряд белых зубов на красивом лице цвета красного дерева. Она носила тюрбан и короткую светло-голубую тунику; ноги ее были босы, а у лодыжек висели серебряные бубенчики. Девушка производила впечатление избалованной служанки, кем, несомненно, и была. В улыбке невольницы заметна была легкая дерзость, и это подчеркивало ее красоту. За нею молча стояла еще одна девушка — с золотистой кожей, раскосыми глазами и с невольничьим ошейником на шее.

— Сюда, господин, — прошептала нубийка и пошла в глубь темной комнаты, тихо позванивая бубенчиками. Вторая девушка склонила голову и, когда я повернулся, чтобы тоже идти, двинулась следом за мной.

В комнате было совершенно темно, я не видел ни дверей, ни занавесов, ни стен — ничего, кроме темнотной вуали, похожей на густой туман. Моя маленькая провожатая остановилась перед ней и подняла ко мне голову, поблескивая во мраке зубами и белками глаз.

— Мой господин благоволит подождать верховного жреца Аполлиона в его покоях, — сказала она мне. — Мой господин войдет?

Говоря это, она вытянула вперед руку, украшенную серебряными браслетами и… разогнала темноту.

Это был туман, который, однако, сворачивался от прикосновения невольницы, словно полоса ткани. Нет, не от прикосновения. Для верности я пригляделся получше. Казалось, туман отступал перед рукой девушки, словно жест ее был приказом, заставляющим туман расходиться. Я шагнул вперед, в открывшуюся под рукой нубийки щель в темноте.

По другую сторону горел мягкий свет. Я остановился на пороге.

Комната передо мной тоже имела греческий декор, однако с некоторыми отличиями. Ее окружало кольцо белых колонн, между которыми царила темнота, как в портале, через который я только что прошел. Вверху плавали облака, слегка розоватые, словно тронутые первыми лучами рассвета или заката. Они медленно двигались, а между ними я видел голубой мозаичный потолок, на котором подобно звездам сверкали яркие точки.

Пол был из какого-то зеленого мха и слегка подавался под ногами. На нем стояли лежанки и низкие столы, а также сундуки и ящики, украшенные рельефами сцен из различных мифов, большей частью знакомых мне. В самом центре пола стоял бронзовый тигель, распространявший свежий, ароматный запах.

«Этот жрец Аполлиона вовсю ублажает себя», — подумал я и повернулся, чтобы поискать взглядом молодых невольниц, которые меня привели. Но я был один и даже не смог бы с полной уверенностью сказать, какой из погруженных в темноту промежутков между колоннами пропустил меня.

Внезапно зазвучала музыка. При звуке невидимых струн я внимательно осмотрелся по сторонам и заметил, как темнота расступается и из нее появляется знакомая рогатая голова, скалящая зубы в улыбке.

Смущенно уставившись на него, я заметил, что один желтый глаз медленно закрывается и открывается, насмешливо подмигивая мне.