— А ваш родной язык?..

Толстяк протянул большие мягкие руки. На одной из них блеснуло бриллиантовое кольцо.

— Я гражданин мира, — заявил он. — Для меня все страны, все языки прекрасны. Если бы только люди могли жить как братья, без ненависти, видя во всем только красоту… Увы! Всегда найдутся коммунисты и им подобные. Такова, без сомнения, тоже воля Всевышнего.

Латимер сказал:

— Думаю, мне пора спать.

— Сон! — восторженно воскликнул попутчик. — Великая милость, оказанная нам, бедным смертным. Меня зовут, — вдруг добавил он, — мистер Питерс.

— Было очень приятно с вами познакомиться, мистер Питерс, — решительно ответил Латимер. — Мы рано приедем в Софию, поэтому я не стану раздеваться.

Он выключил основной свет, оставив только темно-синий аварийный сигнал и небольшие светильники для чтения. Потом снял покрывало с кровати и завернулся в него.

В задумчивой тишине мистер Питерс наблюдал за этими приготовлениями. Потом он стал переодеваться, умело балансируя, пока надевал пижаму. Наконец он взобрался на кровать и спокойно улегся. Дыхание его со свистом вырывалось через ноздри. Отвернувшись, он нащупал книгу и стал читать. Латимер выключил свою лампу для чтения и спустя мгновение уже спал.

Рано утром на границе писателя разбудил проводник. Мистер Питерс все еще читал. Его документы уже проверили в коридоре греческие и болгарские служащие, и Латимеру не представилась возможность выяснить национальность этого гражданина мира.

Болгарский таможенный инспектор просунул голову в купе, нахмурился, увидев их чемоданы, а потом ретировался. Вскоре поезд пересек границу.

Периодически погружаясь в полусонное состояние, Латимер видел, как тонкая полоска неба между занавесками становится темно-синей, а затем серой. Поезд прибывал в Софию в семь. Поднявшись, чтобы одеться и собрать вещи, он увидел, что мистер Питерс выключил свою лампу для чтения и, видимо, заснул. Когда поезд стал грохотать на подступах к Софии, он осторожно отодвинул дверь купе.

Мистер Питерс зашевелился и открыл глаза.

— Простите, — сказал Латимер. — Не хотел вас будить.

В полутемном купе улыбка толстяка напоминала гримасу клоуна.

— Не беспокойтесь. Я не спал. Хотел порекомендовать вам отель «Славянская беседа».

— Очень любезно с вашей стороны, но я забронировал из Афин, тоже по рекомендации, номер в «Гранд-паласе». Вы его знаете?

— Да. Хороший отель.

Поезд стал замедлять ход.

— До свидания, мистер Латимер.

— До свидания.

Латимер так хотел принять ванну и позавтракать, что не удосужился поинтересоваться, откуда мистер Питерс знает его имя.

5

1923 год

Писатель размышлял о проблемах, которые ждали его в Софии.

В Смирне и Афинах трудность заключалась только в получении разрешения. Любой квалифицированный частный детектив мог сделать столько же.

На этот раз дела обстояли несколько иначе. Без сомнения, на Димитриоса в Софии было заведено полицейское досье, но, как говорил полковник Хаки, болгарская полиция знала о нем немного. Видимо, считала его слишком мелкой сошкой. Об этом говорило и то, что пока не пришел запрос от полковника, они не удосужились получить описание Димитриоса от женщины, с которой он общался. Самыми интересными, видимо, были не сведения, указанные в досье, а те, которых там не было. Как говорил полковник, важно знать, кто заплатил за пулю, а не кто спустил курок. Информация, которой располагала полиция, без сомнения, могла оказаться полезной, но полиция чаще имела дело с исполнителями, а не с заказчиками.