Марукакис поджал губы и нахмурился.

— Не выношу, — вдруг выпалил он, — когда люди говорят неправду. Я грек, а греки нутром чуют ложь. Именно поэтому бизнесмены из Греции так успешны во Франции и Англии. Как только я прочитал рекомендательное письмо, я почувствовал ложь. И даже больше, чем просто ложь. Если вы думаете, что я поверил тому, что интересующую вас информацию можно использовать в roman policier, то это прямое оскорбление моих умственных способностей.

— Извините. — Латимеру стало неловко. — Просто причина настолько необычна, что я не решился ее озвучить.

— Как-то раз я дал подобную информацию, — сурово сказал Марукакис, — автору введения в европейскую политику для американцев. Когда я наконец прочитал результат, мне было плохо целую неделю. Плохо, понимаете, не физически, а морально. Я уважаю факты, а эта книга принесла мне страдания.

— Я не пишу книгу.

Марукакис улыбнулся:

— Вы, англичане, так легко смущаетесь… Послушайте, давайте заключим сделку. Я предоставлю вам информацию, а вы назовете свою необычную причину. Идет?

— Идет.

— Отлично.

Перед ними поставили суп: густой, со сметаной, щедро приправленный специями. Пока они ели, Марукакис заговорил:

— Когда цивилизация умирает, политический авторитет приобретает не тот, кто отличается прозорливостью диагноста, а тот, кто наилучшим образом умеет обращаться с больным. Невежество дарует этот знак отличия посредственности. Хотя остается еще авторитет, который можно носить с неким достоинством. Им обладают либеральные лидеры партий, в которых есть непримиримые разногласия. Это достоинство обреченных людей, так как вне зависимости от того, примутся ли эти крайности за взаимное уничтожение или одна из них одержит победу, лидеры обречены: им придется или терпеть народную ненависть, или умереть мучениками.

Так и произошло с месье Стамболийским, лидером Болгарской крестьянской аграрной партии, премьер-министром и министром иностранных дел. Аграрная партия, столкнувшись с организованным протестом, была обездвижена, ее подточили собственные внутренние конфликты. Она умерла, так и не предприняв ни единого решительного шага в свою защиту.

Началом конца стала конференция в Лозанне в начале января 1923 года, вскоре после возвращения Стамболийского в Софию.

23 января правительство Югославии (впоследствии Сербии) выдвинуло официальный протест Софии против серии вооруженных налетов, совершенных болгарскими комитаджи на югославской границе. Через несколько дней, 5 февраля, состоялось представление по поводу основания Национального театра в Софии, на котором присутствовали король и принцесса. В правительственную ложу с министрами бросили бомбу. Бомба взорвалась, и несколько человек получили ранения.

И авторы, и цели этих актов насилия были ясны и понятны.

С самого начала Стамболийский проводил политику уступок и примирения. Отношения между Болгарией и Югославией стремительно налаживались. Но тут вмешались македонские автономисты — печально известный Македонский революционный комитет, действующий как на территории Югославии, так и на территории Болгарии. Страшась того, что дружба двух стран может повлечь совместные действия против них, македонцы пытались все испортить и ликвидировать Стамболийского, их врага. Атаки комитаджи и происшествие в театре ознаменовали начало периода организованного терроризма.

8 марта Стамболийский сделал смелый ход, заявив, что тринадцатого Народное собрание будет распущено, а в апреле состоятся новые выборы.

Для реакционных партий это означало катастрофу. В эпоху аграрного правительства Болгария процветала. Крестьяне единодушно стояли за Стамболийского. Выборы лишь укрепили бы его позицию. Внезапно в Македонский революционный комитет потекли деньги.

В это же время готовилось покушение на Стамболийского и его министра железных дорог, Атанасова, в Хаскове, на фракийской границе.