Мне это дело никогда не нравилось. Нельзя обращаться с живыми людьми как с неодушевленным товаром. Всегда возникают проблемы. Кроме того, существует вероятность, что в некоторых случаях прилагательное «белый» приобретет не только расовую, но и религиозную окраску — «незапятнанный». И хотя из своего опыта могу сказать, что вероятность эта незначительна, все же она существует. Может, я непоследователен или сентиментален, но я не желаю быть связанным с чем-то подобным. К тому же накладные расходы на легализацию просто чудовищны. Приходится добывать фальшивые свидетельства о рождении, заключении брака и смерти. Добавьте дорожные расходы и взятки, стоимость содержания… Вы понятия не имеете, сколько нужно заплатить за подделку документов, мистер Латимер! Их можно было достать в трех местах: в Цюрихе, Амстердаме и Брюсселе. Иногда удавалось раздобыть настоящий датский паспорт; химическим способом из него удалялись подлинные записи и фотография, а потом все заполнялось заново. И стоило это… дайте подумать, примерно две тысячи франков по сегодняшнему курсу. Фальшивка, изготовленная посредником от начала и до конца, стоила бы немного дешевле. Ну, скажем, тысячи полторы. Сейчас вы бы заплатили вдвое дороже. Большая часть дел в наше время проворачивается именно здесь — в Париже. И конечно, речь идет о беженцах. Плюс нужен огромный капитал. Если вы человек известный, то всегда найдется куча желающих дать взаймы, но все ждут безумных дивидендов. Поэтому лучше, если у вас есть собственные накопления.

У Димитриоса они имелись, и у него был выход на сторонние капиталы. Он представлял интересы нескольких очень богатых людей, и денег ему всегда хватало. Когда он пришел к нам с Жиро, у него возникли трудности иного рода. Благодаря деятельности Лиги Наций во многих странах переделали и ужесточили законы. Не то чтобы дела совсем застопорились, нет. Однако вести их стало сложнее, а платить приходилось больше.

Сначала все было просто. Нужные люди в Александрии сообщали ему, какие женщины требуются. Он ехал, скажем, в Польшу, набирал женщин, вез во Францию по легальным паспортам, а потом отправлял их на корабле из Марселя. На границе было достаточно сказать, что девушки прибыли для участия в театральной постановке.

После ужесточения правил все стало намного сложнее. В ту ночь, придя в «Крепость», он рассказал, что столкнулся с первыми неприятностями.

Он набрал женщин у одной мадам из Вильны, однако поляки запретили им выезжать, пока не будут предоставлены гарантии, что они едут заниматься приличной работой. Приличной!..

Естественно, Димитриос заверил польские власти, что он все подтвердит. Если бы он этого не сделал, то последствия стали бы роковыми. Он мог вызвать подозрения. И теперь каким-то образом требовалось добыть эти гарантии. Настал наш с Жиро черед. Мы должны были сказать, что наняли девочек для нашего кабаре, и отвечать на любые расспросы польского консульства.

Пока девушки оставались в Париже — примерно неделю или около того, — нам ничто не грозило. А если бы вопросы возникли в дальнейшем, то мы ничего не знали. Они закончили выступления и уехали. И не наше дело, куда именно.

Вот как все представил Димитриос. Он сказал, что за нашу роль в этом деле мы получим пять тысяч франков. Я усомнился: слишком легкие деньги. Но Жиро в конце концов меня убедил. Хотя я поставил Димитриосу условие, что даю согласие исключительно один раз, так как не был заинтересован и дальше ему помогать.

Через месяц Димитриос снова к нам зашел, заплатил пять тысяч франков и предложил еще работу.