Осторожно постучал привратник:

— Господин, а, господин!

— Ну чего тебе? — голос послышался сердитый.

— Гостья к тебе пришла, называет себя княжной Любавой, сестрой князя Владигора из Синегорья. Впустишь ли?

— Ну что ты за дурак, Бронька! Спрашиваешь еще — скорей пусть входит!

Прошла в покой Любава. Хозяин в сторону куски кожи отложил — отбирал лучшую для пошива сапог. Из-за стола поднялся, но только взглянул на бедно одетую Любаву, как насупился, руки на груди сложил, гмыкнул:

— Хм-м, это ты-то княжна Любава? Сестрицей зятя князя нашего зовешься, Владигоровой сестрой? Что-то не похоже!

Любава не смутилась. Перстень, на шее у нее висевший, с синегорской печатью перстень, из-за пазухи достала, Звениславу показала:

— Вот, гляди — печать князей Ладорских. А в рубище потому к тебе я пришла, что князь твой самым наглым образом проезд в Пустень для меня и моей дружины закрыл. Вот и пришлось мне огнищанкой нарядиться. К тебе же, Звенислав, я по делу, помоги.

— Ну садись, — указал Звенислав на лавку, покрытую дорогим сукном. — Угощение сейчас доставят, поговорим. Помогу тебе, княжна, если это в моих силах.

— Угощения не надобно, — проговорила женщина, присаживаясь у стола, — спешу я очень. Скажи мне только, не ведаешь ли, куда отправился тот витязь, который был на постое в твоем доме, когда стреляли на ристалище из луков. Безрукий, говорят, он был, зубами тетиву натягивал.

Звенислав заулыбался:

— Что ж, помню такого, помню! Велигором его звали, по нраву был мне тот витязь. А в последний раз видел я его, когда пришел он ко мне, чтобы узнать, где в Пустене можно колдуна сыскать.

— Ну и что же ты ему сказал? — не терпелось поскорей узнать Любаве, куда отправился единокровный брат ее.

— В старую слободу его послал, к Острогу-чародею. Ступай к нему… — И прибавил, глаза отводя: — Если не боишься. Разное бают об Остроге.

Любава отблагодарила Звенислава и словами, и низким поясным поклоном. По добротно вымощенной улице пошла, расспросив прохожего, в старую слободу. Придя туда, долго, как и Велигор, искала дом чародея. Недружелюбно на нее смотрели те, у кого спросить хотела, как пройти к Острогу, молчали, старались поскорее отойти, но нашелся-таки один слобожанин, путь Любаве указал.

Вот пришла к избушке с покосившимися стенами. Дверь не заперта, постучала. Никто ей не ответил, толкнула дверь. Из темного угла вдруг явился, точно призрак, низенький взъерошенный старичишка с двумя торчащими изо рта зубами, зыркнул на Любаву недобрыми глазами, с надрывом заговорил:

— Что, кобылка, жеребчика своего искать пришла? Знаю, знаю!

— Чего пустое мелешь? — рассердилась Любава.

— Не пустое, дура! — погрозил ей кулачком старик. — Чародей Острог все знает, все! Ты, Любавка, Велигора ищешь, человека с крылом лебединым, да только трудно тебе будет его найти, ой, трудно, кобылица!

Любава, увидев, что перед ней в самом деле ведун изрядный, примирилась с грубыми речами старика. Ласково заговорила:

— Старче, помоги ты мне! Знаю, что приходил к тебе витязь, у которого было лебединое крыло вместо руки. Скажи, куда отправился он после того, как у тебя побывал?

— Да, был у меня твой Велигор, которого Крас, советник Грунлафа нашего, крылом-то и наделил. Личину приносил он колдовскую, с письменами чародейскими, составом колдовским мазанную. Владигора та личина-то и сгубила, страшилищем сделала.

— Неужто Краса проделки? — не удержалась от восклицания Любава. — Ах он аспид!

— Сущий аспид, сущий! — подтвердил Острог.