Девочки, ничего не подозревая, продолжали о чем-то болтать и весело смеяться под яркими цветастыми зонтиками, пока из лавки не появилась папина дочка.

По всей аллее ярко горели вывески вроде «Сакс Пятая авеню» или «Лорд и портной». И люди сновали как муравьи, однако уверенность в успехе не покидала его ни на секунду. Ведь все продумано заранее, он специально припарковал свой вэн рядом с ее машиной. Такая предусмотрительность должна во многом облегчить дело.

На вэне было указано, что он принадлежит какой-то канализационной компании, а сам Ломовик надел войлочную куртку и такую же шапочку, которая закрывала коротко стриженные волосы. И только узкие и короткие джинсы, из-под которых выглядывали шнурованные армейские ботинки, могли испортить всю эту маскировку под спецодежду.

Но вот девицы наконец расстались, и папина дочка направилась к стоянке, копаясь в сумочке в поисках ключей от машины. Брюки из вельвета плотно облегали ее стройные бедра, шелковистые каштановые волосы слегка растрепались.

Он следил за ней: глаза невольно сузились, зубы почти прокусили сигарету, а музыка в машине продолжала бить по ушам. Ее, конечно, можно и изнасиловать. Но дисциплина и контроль — превыше всего.

Ломовик уже успел открыть для себя новый вид религии — контроль. За короткое время он успел полюбить свою новую веру. Безумное отрочество и ранняя юность закончились в здании суда штата Колорадо, когда его обвинили сразу в шести изнасилованиях. И если бы ему не помогли в тот час, запихнув в психушку (Господи, спаси того адвоката), то сидеть бы Ломовику за решеткой ближайшие 15 лет.

Тот же, кто спас его тогда, научил Ломовика самодисциплине. И не случайно спасителя звали Контролем.

Контроль будто открыл Ломовику его самого, показав, какие возможности кроются в умении обуздать себя в нужный момент.

И всё теперь в его жизни стало одной огромной жертвой. Жертвой Контролю. Вот она, настоящая религия.

Пока девчонка подходила все ближе и ближе к своей машине, Ломовик успел соскользнуть с переднего сиденья и продвинуться к задней дверце вэна. Он бросил недокуренную сигарету прямо на металлический пол, и окурок замерцал, как метеор в ночном небе. Теперь Ломовик не отрываясь смотрел сквозь маленькое окошко фургона.

Как только девочка появилась в поле его зрения, Ломовик с силой распахнул обе дверцы. Папина дочка стояла в нескольких футах от него. Она застыла, будто в шоке, и видела только, как он спрыгнул на землю, а потом поднял руку так, будто собирался схватить ее за горло.

Девчонка неуверенно хихикнула: — Как ты испугал меня!

А Ломовик быстро огляделся — нет ли свидетелей — и бросился к ней, ботинки тяжело застучали по мостовой. Девчонка только слабо вскрикнула. Ломовик схватил ее за горло, затем заткнул ладонью рот и потянул за волосы вперед и вниз. Потеряв равновесие, она упала на колени, а Ломовик быстро забросил девчонку в фургон и продолжал бороться с извивающимся телом внутри. Девчонка издавала слабые сдавленные звуки. Ломовик захлопнул дверцы и закрыл их изнутри.

Когда она попыталась крикнуть изо всех сил, то он не оставил ей никакого шанса. Давая волю нерастраченной похоти, что бурлила в нем, Ломовик коленом ударил девчонку по лицу, потом с наслаждением повторил удар семь или восемь раз, крепко держа жертву за плечи. Ломовик был большим, сильным зверем, и он знал, куда бить. Колено чувствовало сначала слабое сопротивление, а потом хруст — ломались хрящи, кости, вылетали зубы. Теперь она уже не будет такой красивой. Потому что он, Ломовик, навсегда заберет эту красоту.

Когда он остановился, девчонка осталась лежать на полу фургона без признаков жизни.

Теперь она не будет кричать. Может быть, и не стоило ее так бить, ведь девчонка потеряла сознание уже от первого удара? Ломовик склонился над «куклой».