Родриго осел на пол и закрыл руками лицо. Осмонд втащил плачущую служанку внутрь и закрыл дверь.

– Рассказывай по порядку.

– Да я точно не знаю, господин. Мои племянники, совсем еще малолетки, играли у реки за городскими воротами. Они и нашли в кустах тело, все в крови. Мальчишки сказали, что у него… – Девушка закрыла глаза и замотала головой. Она беспомощно открывала и закрывала рот, словно хотела, но не могла вытолкнуть из себя страшные слова.

Судорожно сглотнув, служанка продолжила.

– Там уже собралась толпа, а пристав послал за судьей…

– Ты видела тело?

Служанка покачала головой.

– Отчего ты решила, что это Жофре?

Девушка бросила взгляд на Родриго, который отнял руки от лица. В глазах его забрезжила безумная надежда.

– Его опознали. Один малый заявил, что это тот самый красавчик, который таскался с Ральфом. Ральфа все знают, господин.

– Но они не знают Жофре! – воскликнул Родриго. – Это не он!

– Где тело? – спросил Осмонд.

– Там, где его нашли. Не стали трогать до прихода судьи.

– Значит, идем туда, – пришлось мне снова распрямлять ноющую спину. – Если это Жофре, судье понадобится кто‑нибудь, чтобы опознать труп.

– Но это не может быть Жофре! – Родриго забился в угол, разрываясь между отчаянием и надеждой, словно зверь, попавший в капкан.

– Я с тобой, камлот, – сказал Сигнус.

Родриго с силой вытер глаза и глубоко вдохнул.

– И я пойду. Жофре – мой ученик, я за него в ответе.

Вокруг тела столпилась дюжина зевак. Поодаль двое чумазых мальчуганов цеплялись за материнские юбки. Городские ворота закрыли, но местные попрошайки карабкались на плетень в надежде рассмотреть, что творится внизу. В окнах домов, прилепившихся к изгороди, мелькали любопытные лица.

От толпы отделился какой‑то малый и замахал на нас руками, словно отгоняя гусей, но служанка что‑то шепнула ему на ухо, и малый, поджав губы, нехотя кивнул, позволяя нам приблизиться.

– Плохи дела. Элла говорит, парень ваш, так что можете посмотреть. Прямо скажу, видок у него еще тот, но судье могут понадобиться ваши показания под присягой.

– Я схожу, Родриго.

– Нет, я сам. Не поверю, пока не увижу собственными глазами.

Пристав кивнул, зеваки расступились, и мы протиснулись вперед. Труп лежал в стороне от дороги, скрытый кустарником и папоротниками. Кто‑то накрыл его старой тряпкой, но пристав нагнулся и сдернул ткань с лица. Темные мокрые волосы Жофре шевелил ветерок, словно кто‑то тихонько дул ему в лицо. Смуглую кожу покрывала смертельная бледность, губы посинели. Поначалу мне показалось, что лицо Жофре испачкано в грязи, но грязь оказалась засохшей кровью из нескольких глубоких ссадин на щеке. На виске темнел фиолетовый синяк. В распахнутых глазах отразился животный ужас. И немудрено – на шее, словно отверстая пасть, зияла громадная рана. Горло Жофре было разодрано в клочья.

Родриго с гневным воплем повалился на колени и простер руки к Жофре, словно хотел приласкать или утешить. Пристав отпихнул его.

– Нельзя дотрагиваться до тела, – буркнул он и снова задернул лицо Жофре тканью, – нужно дождаться судью.

Чтобы оттащить Родриго, понадобились трое, но внезапно силы оставили музыканта. Он обмяк, рухнул на колени, и его вырвало в кусты. Обхватив голову руками, музыкант опустился на голую землю, где и остался сидеть, раскачиваясь из стороны в сторону и причитая на непонятном языке.

Зеваки смущенно отворачивались.

Некоторое время пристав рассматривал Родриго, прежде чем проронил:

– Так это его ученик? Бедняга.