Сандра рассмеялась. В санатории, опекаемом обителью святой великомученицы Терезы, образ монахини был настолько привычен, что она невольно стала копировать их сдержанные жесты и напевный, монотонный говор.

– Нет, я даже не задумывалась о монастыре, хотя, наверняка, это был бы для меня самый разумный выход… А смирение – от безысходности. Молите Бога, чтобы воля к жизни не покинула вас. Моих просьб он не слышит.

– Ну вот еще! Я не буду молить и выпрашивать то, что принадлежит мне по праву. По праву гомо сапиенса – двуногого, двурукого разумного существа! Мне больше нравится бой. Я чувствую себя сильнее со сжатыми кулаками. – Он с трудом разогнул забинтованную правую руку и, глядя на свою ладонь с дрожащими пальцами, медленно сжал кулак. Сандра услышала глухой стон, увидела, как прикусил мистер Немо сухую, растрескавшуюся губу, и физически почувствовала пронзившую его боль.

– А вы не слишком рано начинаете атаку? – она посмотрела на кулаки, стиснутые с такой силой, что побелели косточки.

Он отрицательно покачал головой.

– Завтра мы встретимся здесь же, и я научу вас это делать… Признайтесь, Фея, вам не приходилось отвоевывать право собственности кулаками?

Они стали встречаться каждый день у балюстрады, открывающей вид на Гриндельвальд. Такого рода долгие и откровенные беседы завязываются, как правило, со случайными попутчиками, которым предстоит навсегда расстаться на ближайшей остановке. Они по-прежнему пользовались придуманными в первую встречу шутливыми именами, но доверили друг другу очень многое из того, что не отважились бы поведать близким людям.

Считавшая себя скрытной и замкнутой, Сандра неожиданно разоткровенничалась.

– Меня тянет исповедоваться. Наверно, оттого, что я не вижу вашего лица, называю вас цирковой кличкой и воображаю себя Феей… И еще потому, что мы больше никогда не увидимся и разлетимся по своим, таким разным, таким несоприкасающимся жизням…

Он не ответил, задумчиво глядя вдаль, туда, где в голубоватой дымке воображения виднелся дом Сандры – респектабельный, тихий, ухоженный. С преданной старомодной прислугой, тяжелыми шторами на высоких окнах, запахом левкоев из сада и сердечных капель из спальни матери. По мягким коврам и блестящему паркету бесшумно движется кресло Сандры, разносятся в сумрачных комнатах печальные звуки фортепиано… Размеренно и сонно течет время для двух живущих здесь женщин… Проходит лето, осень, зима, – бледное худое лицо Сандры постепенно увядает, и однажды она видит в зеркале сморщенную старуху, даже не пугаясь ее и не жалея о том, что тонкие высохшие губы ни разу не обжег поцелуй…

– Я никогда не считала себя красоткой, но в школе были и пострашнее меня… Во всяком случае, комплексами я не страдала и мечтала о любви, как любая девчонка… Вы не поверите, но у меня даже был поклонник – один из самых симпатичных ребят в нашей школе – отличник, заводила, спортсмен… Мы ездили по окрестностям на велосипедах и однажды… Ну, мы случайно потерялись, отстали от компании. Это произошло в начале лета. Все цвело и благоухало, трещали кузнечики. Я налетела на камень, упала и ободрала колено. Арни вначале пытался зализать мою ссадину, а потом повалил меня в траву, и я почувствовала его губы вот здесь, у щеки… Я так испугалась, рванулась… Наверно, потому, что очень ждала поцелуя… Если бы вы знали, сколько раз я потом жалела об этом. Откуда мне было знать, что больше никто не посягнет на мою невинность… Это в смысле поцелуя, конечно. – Сандра почувствовала, как запылали ее щеки. – Собственно, это было где-то в другой жизни, до того, как произошла катастрофа…

– Вам жутко идет румянец, Фея! Хотите, я сорву повязку, и мы навсегда покончим с историей о несостоявшемся поцелуе?

– Вы мужественный человек, Немо.