И тут ему подвернулась удача: освобождали из-под стражи одного ташкентского чиновника, человека этого Сенатор не любил и даже не очень доверял ему, но другого варианта не представлялось, и он рискнул. Отведя того на прогулке в сто­рону, он сказал жестко:

– Первое, что вы сделаете, вернувшись в Ташкент, зайдете пообедать в ресторан «Лидо» и, передав от меня привет хозяйке заведения, попросите, чтобы она свела вас с Салимом Хасановичем. Ему вы должны сказать следующее: подозревать «моск­вича» и любителя игровых автоматов в моем оговоре нет осно­ваний. Пожалуйста, запомните эти слова, я не хотел бы, чтобы из-за меня косились на невинных людей. А с врагами я сам разберусь, если душа чиста, никакой суд не страшен.

И в глазах освобождавшегося он утвердился еще раз как благородный и справедливый человек, хотя на условленном жаргоне послание означало: убрать во что бы то ни стало лю­бой ценой прокурора Камалова и взломщика Артема Парсегя­на.

После неожиданного ареста Сенатора события покатились столь стремительно, что порою, казалось, они вырвались из-под контроля, но это на взгляд непосвященного, ситуацию де­ржали в руках и прокурор Камалов, и друг Сенатора Хашимов из Верховного суда, не остался в стороне и Сабир-бобо. Просто приближалась развязка многих событий, и, как всегда, не обошлось и без его величества случая.

По стечению обстоятельств в те же дни на стол Камалову попали и документы, о которых когда-то упомянули тайно в Прокуратуре СССР, и судьба первого секретаря ЦК была реше­на. Странно, но взятие под стражу преемника Рашидова вызва­ло куда меньший резонанс, чем арест Сенатора. Но в эти же дни решался вопрос и о жизни самого Камалова.

Бывший узник «Матросской тишины» выполнил просьбу Сенатора, встретился с человеком из Верховного суда и слово в слово передал послание из Москвы. Хашимов уже знал о за­держании Беспалого, но никак не мог взять в толк, почему так опасен Парсегян его другу. С Камаловым, конечно, ясно, того следовало убрать уже давно. Но просьба шефа означала приказ, в ней крылся ультиматум, значит, Беспалый знал что-то такое, что грозило жизни его другу и однокашнику. Любой ценой – означало, что он мог заплатить за эти две жизни огромные деньги, Сенатор оценивал себя круто.

Ну, с Беспалым, как думал Салим Хасанович, проблем особых не должно было возникнуть, стоило передать в воров­ской «общак» тысяч сто, его удавили бы в камере в тот же день, старый и испытанный прием.

Но в те напряженные дни случилось событие, опять же за­тронувшее всех: прокурора Камалова, Сенатора, его друга Миршаба, Сабира-бобо, духовного наставника хана Акмаля.

В поселке Кувасай вспыхнул конфликт между турками-месхетинцами и местным населением, скандал, начавшийся на базаре, перерос в межнациональные столкновения во всей Ферганской долине. Заполыхали огни пожарищ, полилась людская кровь в старинном Коканде и Маргилане.

Прокурор Камалов, поднятый среди ночи звонком из ЦК, не дожидаясь рассвета, на специальном самолете отбыл в Фер­ганскую долину, куда уже стягивали из Ташкента войска МВД и милицию. В тот же день прокурор вместе с муфтием мусуль­ман Средней Азии и Казахстана, прибывшим прямо из Моск­вы с сессии Верховного Совета СССР, обратился по республи­канскому телевидению к жителям региона с призывом к бла­горазумию и спокойствию.

В то время, когда прокурор республики выступал по теле­визору, Салим Хасанович заканчивал инструктаж Арифа и еще двух его сподручных, начиналась охота на Камалова, цена, назначенная за его жизнь, вполне устроила наемных убийц.