— Чёрт побери, — проворчал я себе под нос, — почему мне больше платят за то, что меня бьют, а не за то, что бью я? Забавно, как деньги влияют на человеческую психологию и мою физиономию.

Следующие тридцать минут стали для меня своеобразной гимнастической сессией, которую я никому не порекомендовал бы. Меня швыряли, бросали, крутили — в общем, использовали по полной программе, словно я был резиновым манекеном на распродаже.

Гриша орал с трибун так, что, казалось, его голос прорезает мне дополнительную дыру в голове. Он успел опустошить бутылку дорогого виски, видимо, надеясь, что если напьётся, то мой нокаут будет менее болезненным… для него.

Меня мотало из стороны в сторону, как воздушный шарик на сквозняке. И когда я прикинул, что ставки уже не растут так бодро, как хотелось бы, я понял: пора сворачивать этот цирк.

Поднявшись в очередной раз, я встряхнул головой, словно пытаясь отключить режим «грушу для битья», и уставился на соперника.

— Ну что, размялись? — улыбнулся я так широко, как только позволяли ссадины.

— Ты выносливый, — признал он нехотя. — Но далеко не уйдёшь.

— Возможно. Но как говорил один мой знакомый: «Неважно, сколько раз ты падаешь, важно, сколько монет успеваешь собрать по дороге вниз». И знаешь, этот знакомый — я сам.

— Может, сдашься всё же? — продолжил он, видимо, заботясь о моём здоровье больше, чем я сам.

Я поднял на него взгляд и криво усмехнулся:

— Да нет, — протянул я, как человек, которого пригласили на третью порцию десерта. — Подерёмся ещё чуток, а там видно будет.

Он пожал плечами — мол, сам напросился, — и мы снова сошлись в клинче. Соперник был уверен, что я на последнем издыхании, и снова попытался провести свой коронный проход в ноги. Но я уже раскусил его. Легонько выставил ногу вперёд, точно зная, что, если бы выдвинул её на сантиметр дальше, он бы сменил тактику и попытался меня пощекотать.

В тот миг, когда он бросился на мою ногу, я внутренне ухмыльнулся. По его плану следовало эффектно швырнуть меня через плечо, чтобы я снова упал, как мешок картошки, вызывая восторг публики. Он схватил мою ногу, дёрнул на себя… и ничего не произошло. Мой вес вдруг стал для него неподъёмным, будто я съел грузовик перед боем. Когда он осознал, что что-то пошло не так, и поднял глаза, было уже поздно.

Моё колено стремительно летело к его подбородку. Один звонкий щелчок — и соперник отлетает на добрых шесть метров. Бил я, надо сказать, аккуратно: парень он неплохой, свою работу выполнял честно, не пытался мне глаза выдавить или ещё какую низость сотворить. И за всё время нашего поединка ни разу не позволил себе ехидных замечаний о моей скорой кончине. Поэтому я проявил к нему максимум гуманности: рассчитал силу так, чтобы просто уложить его спать, а не отправить в стратосферу.

Он растянулся на ринге, а арена взорвалась аплодисментами и криками. Рефери развёл руками и объявил:

— Смотрите-ка, насколько крепкий паренёк этот Ночной Разбойник! Его больше тридцати минут мутузили по всей арене, а он умудрился победить! — усмехнулся рефери, пожав плечами. — Ладно, тем не менее, победитель есть победитель!

Гриша, мой верный агент, прыгал от радости, размахивая руками.

— Это мой боец! Видели, как он его уделал? — кричал он.

Мы, радостные и слегка ошалевшие от адреналина, направились в раздевалку. По пути я заметил, что Гриша как-то подозрительно быстро протрезвел. Ну да, на то он и лекарь, чтобы нейтрализовать алкоголь в организме одним щелчком пальцев перед важными переговорами.

— Зачем ты вообще пил? — спросил я, когда мы остались наедине.

Гриша хитро прищурился, глаза заблестели озорством:

— Чтобы все думали, что я пьян, и моя концентрация ниже плинтуса.