|
Секретарь поднял свиток, решил пока что ничего не записывать и ничему не удивляться. -- Сознайся, -- тихо по-гречески спросил Пилат, -- ты великий врач? -- Нет, прокуратор, я не врач, -- ответил арестант, с наслаждением потирая измятую и опухшую багровую кисть руки. Круто, исподлобья Пилат буравил глазами арестанта, и в этих глазах уже не было мути, в них появились всем знакомые искры. -- Я не спросил тебя, -- сказал Пилат, -- ты, может быть, знаешь и латинский язык? -- Да, знаю, -- ответил арестант. Краска выступила на желтоватых щеках Пилата, и он спросил по-латыни: -- Как ты узнал, что я хотел позвать собаку? -- Это очень просто, -- ответил арестант по-латыни, -- ты водил рукой по воздуху, -- арестант повторил жест Пилата, -- как будто хотел погладить, и губы... -- Да, -- сказал Пилат. Помолчали, потом Пилат задал вопрос по-гречески: -- Итак, ты врач? -- Нет, нет, -- живо ответил арестант, -- поверь мне, я не врач. -- Ну, хорошо. Если хочешь это держать в тайне, держи. К делу это прямого отношения не имеет. Так ты утверждаешь, что не призывал разрушить... или поджечь, или каким-либо иным способом уничтожить храм? -- Я, игемон, никого не призывал к подобным действиям, повторяю. Разве я похож на слабоумного? -- О да, ты не похож на слабоумного, -- тихо ответил прокуратор и улыбнулся какой-то страшной улыбкой, -- так поклянись, что этого не было. -- Чем хочешь ты, чтобы я поклялся? -- спросил, очень оживившись, развязанный. -- Ну, хотя бы жизнью твоею, -- ответил прокуратор, -- ею клясться самое время, так как она висит на волоске, знай это! -- Не думаешь ли ты, что ты ее подвесил, игемон? -- спросил арестант, -- если это так, ты очень ошибаешься. Пилат вздрогнул и ответил сквозь зубы: -- Я могу перерезать этот волосок. -- И в этом ты ошибаешься, -- светло улыбаясь и заслоняясь рукой от солнца, возразил арестант, -- согласись, что перерезать волосок уж наверно может лишь тот, кто подвесил? -- Так, так, -- улыбнувшись, сказал Пилат, -- теперь я не сомневаюсь в том, что праздные зеваки в Ершалаиме ходили за тобою по пятам. Не знаю, кто подвесил твой язык, но подвешен он хорошо. Кстати, скажи: верно ли, что ты явился в Ершалаим через Сузские ворота верхом на осле, сопровождаемый толпою черни, кричавшей тебе приветствия как бы некоему пророку? -- тут прокуратор указал на свиток пергамента. Арестант недоуменно поглядел на прокуратора. -- У меня и осла-то никакого нет, игемон, -- сказал он. -- Пришел я в Ершалаим точно через Сузские ворота, но пешком, в сопровождении одного Левия Матвея, и никто мне ничего не кричал, так как никто меня тогда в Ершалаиме не знал. -- Не знаешь ли ты таких, -- продолжал Пилат, не сводя глаз с арестанта, -- некоего Дисмаса, другого -- Гестаса и третьего -- Вар-раввана? -- Этих добрых людей я не знаю, -- ответил арестант. |
