-  У тебя родные есть?

    -  Никого у меня нет. Неужели не понятно? Зачем им кролик с родней? Чтоб родня разыскивала?

    Двери раскрылись, и Тина заметалась по гаражу.

    -  Что будем с ней делать? - спросил я у Тимоти.

    -  А ничего. Дадим полсотни - и пусть идет на все четыре.

    -  И куда она пойдет?

    -  А какое тебе дело?

    -  Никакого, - уныло согласился я и поплелся разыскивать Тину.

    Тина, стоя на четвереньках, вылизывала лужу на полу.

    -  Ты что делаешь?

    Она замахала на меня ладошкой и всосала остатки жидкости. Поднялась на ноги, повернула ко мне счастливое лицо. Прямо на глазах происходила удивительная перемена. Словно в спущенную резиновую куклу воздух накачали. Глаза блестят, улыбка от уха до уха, в движениях появилась грация.

    -  Чучело! С пола-то зачем?

    -  Копы все тайники очистили, - она уже оглядывыла себя, выгибая шею. - И на самом деле чучело! Пить как хочется! И нажраться бы от пуза!

    -  На третьем этаже я видел шкаф с женскими тряпками, - сообщил Тимоти.

    -  Покажешь? - Тина подбежала к пожарному гидранту, приоткрыла вентиль и жадно пила, подставив лицо под струю.

    Такие дела. Два дня без воды. Сначала доза, потом утолить жажду.

    Напившись, она замотала головой, стряхивая брызги и сверкнула улыбкой.

    -  Меня зовут Тина, - она сделала книксен. - А вас как?

    -  Тимоти, - представился Тимоти. - Можно - Тим.

    -  Гнус, - сказал я.

    -  Тим, ты обещал что-то показать! - она уже тащила его за руку к лифту. Тощий, ногастый, рукастый жизнерадостный щенок. Каратистка. Наширявшаяся каратистка. Прямо с пола. Из лужи. Я попытался почувствовать отвращение - и не смог. Когда-то она была именно такой - жизнерадостной, открытой, веселой. Сколько ей осталось? Лет пять, не больше. Сейчас двадцать восемь, будет тридцать три. Возраст Христа.

    Я неспеша поднялся на третий этаж. Тимоти нашел быстро. Он курил у окна. Не помню, когда Тим последний раз курил.

    -  Она в ванной, - сказал Тимоти. Холодная идет слабо, но чистая, а горячая хорошо, но ржавая. Чуть теплая.

    Он еще долго что-то говорил. Про фильтры очистки, про пластиковые трубы… Какие, к черту, фильтры, если через неделю дома не станет.

    Я достал предпоследнюю сигару, скусил кончик и прикурил от золоченой зажигалки. Стена резервуара за окном возвышалась словно стена средневекового замка.

    -  Она каратистка, - сказал Тимоти, растоптал окурок и отобрал у меня сигару. - Спасибо.

    -  Сигары не курят взатяжку.

    -  Она каратистка, понимаешь ты это, или нет?

    Нет, средневековые замки делали не из бетона. Из камня, из кирпича, но не из бетона. И башенок наверху нет.

    -  Ты меня слушаешь, или нет? Скажи мне, ну что ты с ней будешь делать? Мы же как ежики пахать будем!

    -  Ежики не пахают.

    -  Не пашут. Грамотей.

    Я машинально обстучал карманы, но курева не нашел. Сигары - не курево. А курить я завязал. Два года назад.

    -  Тим, ты же все понимаешь.

    -  Мальчики, не оборачивайтесь, я голая! - прозвучал за спиной жизнерадостный голос.