— На немецком?.. А почему нам о том ничего не известно? — подозрительно спросил чекист, барабаня пальцами по какой-то серой папке.

Хмыкнул, будто о чем-то раздумывая. Встал. Подошел к двери, крикнул что-то в коридор.

В комнату вошел гладкий, в добротной одежде иностранец, который с порога начал улыбаться.

С американцами Мишель был знаком мало, но те тоже всегда почему-то улыбались.

— Знакомьтесь, наш американский друг и писатель Джон Рид.

— Фирфанцев, — представился, кивнув, Мишель.

Джон Рид радостно тряс Мишелю руку, будто собираясь оторвать ее. Мишель вяло отвечал.

— Товарищ Фирфанцев поедет с вами, будет вам помогать, ну и защищать, ежели надо. Человек он испытанный и верный делу революции, состоит теперь в оценочной комиссии при Максиме Горьком.

— О... Горький?! Да, я знаю Горький!.. Это ваш большой писатель! Мне хвалил его ваш Ленин! — обрадованно закричал американец, забавно коверкая русские слова.

И стал вновь вытрясать Мишелю руку из плеча, другой успевая колотить его по спине. При этом он смеялся.

Мишель страдал, но терпел.

Непривычна была ему, европейцу, русскому дворянину, воспитанному в строгости и привычке сдерживать чувства, столь варварская, столь нахрапистая манера общения, кою выказывал представитель молодой заокеанской нации.

— Я очень доволен быть с вами! — изъяснялся в любви к своему новому компаньону Джон Рид, выколачивая из его спины пыль.

— Yes, я тоже, — кисло улыбаясь, ответил Мишель по-английски, не без труда подбирая слова. Добавил: — Sorry, my English is not good.

Заслышав родную речь, да еще с неплохим произношением, Джон Рид пришел в совершеннейший восторг.

Послал же Бог подарочек!..

Человек в кожанке кашлянул.

Джон Рид перестал колотить Мишеля. Спросил по-английски:

— Когда нам надо ехать?

Мишель перевел:

— Он спрашивает, когда нам выезжать?

— Сейчас! — ответил чекист по фамилии Варенников.

Джон Рид, заулыбавшись, кивнул, пошел к двери.

Мишель остался стоять на месте.

Его согласия на поездку никто не спрашивал. И хоть она не противоречила его внутреннему кодексу чести — с него не требовали никого предавать или от чего-то отрекаться, более того, ему было любопытно пообщаться накоротке с американцем, попрактиковав свой книжный английский, но он не считал себя «товарищем», коим позволено помыкать другим «товарищем».

— Я еще ни на что не давал своего согласия, — угрюмо сказал он.

Варенников удивленно вскинул брови. Не привык он, чтобы ЧК отказывали.

— Вы, товарищ Фирфанцев, мобилизованы революцией, которая простила вам ваше дворянское прошлое, — с угрозой сказал он. — Но революция может пересмотреть свое к вам отношение, расценив ваш отказ как злостный саботаж и контрреволюцию!

Мишель побледнел.

Джон Рид, притихнув и присмирев, недоуменно глядел на чекиста в кожанке. Он не очень хорошо знал русский язык, но он не раз слышал интернациональное слово «саботаж» и знал, что за ним следует.

— Мне странно, — сказал, чуть смягчая тон, Варенников, постукивая пальцем по серой папке. — Товарищ Дзержинский характеризовал вас как раскаявшегося в ошибках и преданного Советской власти. Ручался за вас. Вот и товарищу Джону Риду вы понравились...

Джон Рид горячо закивал и вновь заулыбался. Но как-то натянуто.

— Нехорошо получается, товарищ Фирфанцев! Партия просит вас о малой услуге, в то время как иные на фронтах жизни свои не жалея кладут! Коли вас ваша буржуйская спесь заедает, так валяйте — бегите к своим на Дон.