Я зашла в прихожую и заперла за собой дверь — мы никого больше не ждали. Взяла с полки для обуви тапки и сначала какое-то время вертела их в руках, вспоминая… И эти слегка потертые синие шлепки с белыми помпонами словно стали тем самым толчком, тем звеном, что соединили уже прожиты годы с прошлым, которое стало вновь настоящим. Я вспомнила почти все. Закрыла глаза и почти наяву увидела: вон там, слева, кухня. Совсем маленькая — Витя еще шутил, что сидя за столом, можно не вставая до всего дотянуться. Но зато такая уютная! Как было здорово собираться там вечерами, когда муж был свободным от дежурства, всей семьей за ужином. А вон там, прямо, большая комната, гостиная. Витя смеялся, когда я называла ее залом. «Ага, зал, — говорил он. — Концертный. Правда, рояль некуда ставить, зато артистов аж трое!» «Четверо», — щелкала я его по лбу и тоже смеялась. «Тогда уж пятеро!» — возвращал он мне щелбан. Мы вообще очень любили смеяться…

Но и сейчас в квартире звучал смех — там, справа от «зала», в детской. И смех тоже детский — знакомый, родной, любимый… Я так и представила, как Санька, Ванька и Лиля вспоминают свое прежнее жилье, по сути, знакомясь с ним заново, ведь для детей три года — это очень долгий срок.

Погоди-ка! Так ведь и они сами стали младше на эти три года! И Саше с Ваней сейчас, получается, по десять, а Лиле и вовсе семь!

И я даже из прихожей услышала их вопящие восторженные голосочки:

— Лилька — ты лялька! Ты карапуз! Ха-ха-ха!!! Тебя из соски нужно кормить!

— На себя посмотрите! Вы-то сами очень большие?! Манной кашки не желаете?

И опять: «Ха-ха-ха!» И такой топот, словно стадо маленьких бегемотиков носится. Ничего, пусть. Можно вообразить, какая у них сейчас радость, если даже я сама прыгать начала.

Я представила, как носятся по комнате мои помолодевшие детки, а Виктор смотрит на них, не отрываясь, и млеет от счастья. Э! Ребята! Я тоже к вам хочу!!!

Я открыла глаза, сунула ноги в тапки и ринулась к моим солнышкам. Но тут затренькал дверной звонок. Настойчиво, требовательно, не прерываясь. Ну вот!.. Машинально глянула на часы: девять двадцать восемь. Сразу вспомнилась строчка песни из мультика: «Кто ходит в гости по утрам?» Мне стало даже интересно, кого я сейчас там увижу. Через три-то года!..

Это была наша соседка, сорокалетняя Екатерина Павловна, жена зам по тылу подполковника Греева, имя-отчество которой мои детки сократили до Капалны. И сейчас Капална была очень-очень сердита. Впрочем, насколько я помнила, как и всегда.

— Вот и чего с самого утра прыг-скок, прыг-скок?! И орут в три горла, и орут! Ни сна от вас, ни покоя!

Я не стала уточнять, что в полдесятого утра спят обычно или те, кто работал в ночную смену, или кто до утра веселился — причем к первой категории Екатерина Павловна точно не относилась. Да мне и насчет второй не хотелось сейчас выяснять. Я вдруг почувствовала такую радость при виде знакомого лица, такое счастье, что вижу человека из моей прежней жизни, что внезапным порывом вытянула руки, обняла соседку, прижала к себе:

— Катерина Пална, родненькая! Как же я вас люблю!

Женщина принялась активно трепыхаться в моих объятиях, а когда я разжала руки — резво отпрыгнула назад и принялась рассматривать меня таким изумленно-испуганным взглядом, словно я была ожившим кошмаром из ее прерванного сна.

— Любишь?.. — пробормотала наконец Греева. — Чего это?..

— Что такое «любить» или почему я это делаю? — не удержалась я от вопроса.

— Да ну вас! — отмахнулась от меня соседка и, развернувшись, пошагала к себе.

Я закрыла дверь, все еще улыбаясь. В прихожую ворвались дети:

— Мама, мама! Это был папа?!.