|
Ближайшие стояли молча, мать видела их жадно-внимательные глаза и чувствовала на своем лице теплое дыхание. -- Уходи, старуха! -- Сейчас возьмут!.. -- Ах, дерзкая! -- Прочь! Разойдись! -- все ближе раздавались крики жандармов. Люди перед матерью покачивались на ногах, хватаясь друг за друга. Ей казалось, что все готовы понять ее, поверить ей, и она хотела, торопилась сказать людям все, что знала, все мысли, силу которых чувствовала. Они легко всплывали из глубины ее сердца и слагались в песню, но она с обидою чувствовала, что ей не хватает голоса, хрипит он, вздрагивает, рвется. -- Слово сына моего -- чистое слово рабочего человека, неподкупной души! Узнавайте неподкупное по смелости! Чьи-то юные глаза смотрели в лицо ее с восторгом и со страхом. Ее толкнули в грудь, она покачнулась и села па лавку. Над головами людей мелькали руки жандармов, они хватали за воротники и плечи, отшвыривали в сторону тела, срывали шапки, далеко отбрасывая их. Все почернело, закачалось в глазах матери, но, превозмогая свою усталость, она еще кричала остатками голоса: -- Собирай, народ, силы свои во единую силу! Жандарм большой красной рукой схватил ее за ворот, встряхнул: -- Молчи! Она ударилась затылком о стену, сердце оделось на секунду едким дымом страха и снова ярко вспыхнуло, рассеяв дым. -- Иди! -- сказал жандарм. -- Не бойтесь ничего! Нет муки горше той, которой вы всю жизнь дышите... -- Молчать, говорю! -- Жандарм взял под руку ее, дернул. Другой схватил другую руку, и, крупно шагая, они повели мать. -- ...которая каждый день гложет сердце, сушит грудь! Шпион забежал вперед и, грозя ей в лицо кулаком, визгливо крикнул: -- Молчать, ты, сволочь! Глаза у нее расширились, сверкнули, задрожала челюсть. Упираясь ногами в скользкий камень пола, она крикнула: -- Душу воскресшую -- не убьют! -- Собака! Шпион ударил ее в лицо коротким взмахом руки. -- Так ее, стерву старую! -- раздался злорадный крик. Что-то черное и красное на миг ослепило глаза матери, соленый вкус крови наполнил рот. Дробный, яркий взрыв криков оживил ее. -- Не смей бить! -- Ребята! -- Ах ты, мерзавец! -- Дай ему! -- Не зальют кровью разума! Ее толкали в шею, спину, били по плечам, по голове, все закружилось, завертелось темным вихрем в криках, вое, свисте, что-то густое, оглушающее лезло в уши, набивалось в горло, душило, пол проваливался под ее ногами, колебался, ноги гнулись, тело вздрагивало в ожогах боли, отяжелело и качалось, бессильное. Но глаза ее не угасали и видели много других глаз -- они горели знакомым ей смелым, острым огнем, -- родным ее сердцу огнем. |
