— Вы поповские охренели совсем — без году неделя на пункте а уже во все щели заныриваете. Иди, давай! после обеда подгребайте. Только смотри, молчок! узнает кто, прекратятся просмотры, а мои „маслопупые баллоны“ сам знаешь какие…

— Да я Зуру знаю, и Мотыль предупреждал, — блеснул я знакомствами с главстаршиной грузином и коком.

— Ну, всё! отчаливай, разболтался тут…

После просмотра „Киборга-убийцы“ мы с Федосом, оживленно обсуждая фильм, завалились в кубрик и, стирая носки, продолжили обсуждение. Группа прибыла только к отбою, голодные и уставшие. Нашего довольного настроения никто не разделял. Матросы опять целый день горбатились на огороде, и покормить их никто не удосужился. На душе стало как-то тягостно. Мы, за исключением истории с ящиком, чудесно провели воскресный день, а наши сослуживцы опять пришли голодные и уставшие. На камбузе никто „увольняемых“ не ждал, и ужина никому не досталось. Матросы сквозь зубы матерились и готовились к вечерней проверке. Ложиться голодным, скажем так, сомнительное удовольствие. Старшина второй статьи Федосов, как и я, выглядел тоже смущенным. Мы, „морально“ разлагаясь и просматривая зарубежные фильмы, могли бы и подумать о своих одногруппниках, предупредить дежурных в роте или по камбузу. Ну, или, на худой конец, принести с ужина с наших столов по куску хлеба с маслом и сахаром.

Немного подумав и вспомнив, кто сегодня дежурный кок, я, осмелившись, посеменил в сторону камбуза и отзвонился в дверь, как говорят радисты, семерочкой — „дай — дай-закурить“. Из-за двери выглянул матрос из наряда:

— Чо хотел, кто такой?

— „Брейк“, „карась поповский“ с первой роты, к Мотылю по делу.

— Заходи, стой возле входа, сейчас доложу.

Через несколько минут с глубины камбуза мне свистнули и помахали рукой. Мотыль как обычно находился в варочном цеху и дирижировал нарядом.

— Что там у тебя? — кивнул он мне, здороваясь.

— Женя, дело такое, у нас матросы с группы из города пришли, у мичмана на огороде работали, ужин профукали. Тут ничего не осталось, а то пацаны голодные?..

— Пацаны в седьмом классе учатся, а к вашему Маркуше привыкнуть давно пора. Там у меня в котлах каша рисовая осталась. Сейчас на электропечке её разогрею, пару банок тушняка кину с луком пережарю, хлеб у хлебогрыза возьмешь, чаю полно, сахару и масла нет, дам две банки сгущенки со завтрашнего кофе, через десять минут приводи.

— Столы сами накрываете и посуду за собой убираете и моете, — вклинился старший рабочий, — и давайте скорее, а то дежурный придет — накатит нам за вас.

— Не ссы, — осадил его Мотыль, — сейчас с дежурным по столовой все порешаем, он доложит дежурному по пункту.

Я убежал в группу, предупредил Федоса, чтобы он вел через пятнадцать минут группу на ужин. Сам побежал обратно — накрывать столы. Поужинать и убраться за собой успели до вечерней проверки. Дежурный по разведпункту во время позднего ужина заглянул в зал, поинтересовался нашим столь поздним визитом, погрозил карами за опоздание на проверку и скрылся.

Ночью нас разбудил крик вахтенного:

— Группа капитан-лейтенанта Поповских — подъём! Подъём! всем строится на центральной палубе.

— Что случилось? до подъёма еще три часа? — начал расспросы Федос, натягивая на ноги ботинки одновременно с носками.

— Ваш пришёл, на центральной ждёт, „синий“ — капец! шевелитесь, — полушепотом пробормотал вахтенный.

На центральной палубе, широко расставив ноги, облачённый в „адидасовский“ спортивный костюм, стоял наш капитан-лейтенант и безжизненным взглядом смотрел мимо бегом становящихся в строй матросов.