Формально его детство проходило совершенно в другом мире, чем ее. Скандалы, побои, алкоголизм, заброшенность. А у нее пышные котильоны, праздность, пикники. Однако, эмоциональная обделенность Кристы, хотя и трудно уловимая, оказалась не менее болезненной, чем его, и это сделало их похожими. И теперь их нежные, уязвленные сердца бились в жесткой упаковке самоуверенности, позволявшей им безжалостно прорезать дорогу среди простых смертных, стремясь осуществить свои мечты. Теоретически они должны были бы стать неудачниками, но каждый из них решил считать ту пустыню, лишенную любви — свое детство — скорее побуждением к действию, чем помехой. Возможно, поэтому они так любили друг друга.
— Кстати, дорогуша, тебе ведь не понадобилось много времени, чтобы снова наполнить фамильные сундуки. Но я не могу представить, чтобы твои родители когда-нибудь одобрили, что ты проводишь свою жизнь, извиваясь перед фотокамерой.
Криста засмеялась, полная чувства вины.
— Они пришли бы в ужас. Они ведь так отгородились от действительности. Даже дом в Новой Англии не стали покупать, как все их друзья. Можешь ли ты поверить, что они были вместе еще в детском саду? Вы бы ужаснули друг друга, если бы могли встретиться. Ты бы пошатнул ихнюю картину мира.
— Не ихнюю, а их, дорогуша. Господи, и это после всех тех денег, что я затратил на твое образование. Кстати, дорогуша, они, видно, были не такими уж и плохими, раз произвели на свет такую умницу и красавицу, как ты.
— О, Стив, — засмеялась Криста. — Могу поклясться, что ты говоришь это всем мальчикам.
— На самом деле, — пробурчал Стив, изображая в шутку, что обиделся, — ты была единственной, кто мог бы меня спасти. Если бы ты только обратила свет своего лица на меня и дала мне кусочек…
— Ты бы пришел в ужас, Стив Питтс, — сказала Криста, играючи ударив его по руке, когда он договорил фразу. — Тот дизайн, который ты проводил с моим телом, всегда был строго коммерческим.
— Порой я подозреваю, что перегородка между коммерцией и похотью поразительно тонка, — заметил Стив.
— Иногда я согласна с тобой, — улыбнулась Криста.
Они молча шли, и молчание не казалось неловким. Криста оглянулась вокруг. Ничего не изменилось. Время не оставило своих следов на Палм-Бич, традиции тоже не повредили ему. Пляжные дома, стоимостью в мультимиллионы долларов, продутые океанскими ветрами, что злее наждачной бумаги, были так же разорены, как и всегда, краска пошла клочьями, ставни оторваны и хлопают на ветру, обломки детских игрушек валяются на лужайках. Каждый десятый дом был исключением, подтверждавшим правило… лощеный дворец, сооруженный каким-нибудь безвкусным парвеню, который не имел ни малейшего понятия, что такое Палм-Бич, и биржевой бизнес которого, вероятно, лопнет еще до того, как он сможет прижиться здесь. Она улыбнулась, когда они проходили мимо дома Молли Вильмот. Несколько лет назад бедная Молли, проснувшись как-то утром, обнаружила в своем плавательном бассейне старый пароход, принесенный сильным ветром и приливом. Положение обязывало, и ухмылявшиеся латиноамериканские кочегары были приглашены на шикарный завтрак под картиной Пикассо, принадлежавшей Вильмот. Такое возможно только на Палм-Бич! Криста посмотрела на океанскую даль. Вдали от берега с легших в дрейф лодок ловили рыбу. Пара аквалангистов плавала вокруг красного флажка на отмели. В миле или двух впереди, на острове Сингер, отделенном от Палм-Бич узкой бухтой Лейк-Ворт, стоявшие там небоскребы напоминали плутократам с безопасного расстояния, на что похож действительный мир.
Бетонный бастион проходил вдоль береговой полосы, и Криста почувствовала внезапный шок от воспоминаний. Это был дом Роуз Кеннеди, старый, хлопающий ставнями, прозванный «компаунд Кеннеди». |