— Это вы торжествуете, господин Дыновский, а правосудие плачет! — огрызнулся Карабчевский. — То, что вы устроили здесь, я называю худшим вариантом правосудия. Вы, господа обвинители, свалили все в кучу, вы переложили свою работу на других адвокатов. Марголин был куда лучшим обвинителем Мироновича, чем вы, господин Дыновский, От ваших неумных действий страдают не только конкретные люди, несправедливо осуждаемые, но и сам институт суда присяжных.

— Суд высказался вполне определенно насчет виновности каждого, — парировал обвинитель. Дыновский явно не хотел допустить, чтобы последнее слово в полемике осталось за присяжным поверенным.

— Я понимаю вас, ведь каким бы ни был приговор, вы все равно получили бы признанного убийцу. А убийца сидел рядом и нагло улыбался вам в лицо, когда одураченные вами присяжные признали его невменяемым. Только знаете, что я вам скажу, господин Дыновский?

— М-да, и что же?

— Я не позволяю вешать всех дохлых кошек на один забор. Это мой принцип. Каждый обвиняемый должен отвечать только за содеянное. Слышите: только за содеянное, а не за то, что он «вообще» нехороший человек. Вот так… Мы добьемся пересмотра приговора, обещаю. Приглашаю вас на повторное слушание дела.

Шумилов подал руку Карабчевскому:

— Спасибо, Николай Платонович, я ждал от вас этих слов.

Эпилог

Минул почти год. Все это время Иван Иванович Миронович провел в тюремной камере. Едва закончился процесс, Миронович заявил в правительствующий сенат кассационную жалобу. Сенат передал дело на новое рассмотрение, причем разделил обвиняемых на первом процессе. Теперь Миронович должен был предстать перед судом в одиночестве. Новое рассмотрение дела по обвинению его в убийстве Сары Беккер было назначено на сентябрь 1885-го года.

В первый месяц после того памятного первого суда в прессе было высказано очень много нареканий в адрес как защиты, так и обвинения. Обвинению ставилось в вину то, что оно утеряло важные улики, не отыскало орудие преступления, не проследило должным образом судьбу пропавших с места преступления вещей, выставило эксперта, вышедшего за рамки своей компетенции и такта. Защита критиковалась за то, что, спасая своего подзащитного, адвокаты поддерживали обвинения против других обвиняемых, присваивая себе, тем самым, несвойственные функции. Шумилов читал эти рассуждения и, в принципе, не мог с ними не согласиться. С Карабчевским он виделся время от времени, и они всякий раз возвращались к теме предстоящего слушания по делу Мироновича.

Второй процесс по «делу Мироновича» проходил с 23 сентября по 2 октября 1885-го года. Председателем судейской коллегии на суде был Крестьянинов, обвинителем выступал товарищ прокурора Бобрищев-Пушкин, адвокатами Мироновича были Карабчевский и Андреевский.

Последний являлся весьма примечательным членом адвокатского цеха. Некогда он начал работу в окружной прокуратуре, где прослыл одним из лучших судебных ораторов. Однако после отказа поддерживать обвинение против Веры Засулич на известном процессе Андреевский был изгнан с государственной службы и перешел в присяжные поверенные. На адвокатском поприще он быстро выдвинулся и, благодаря успешному участию в нескольких крупных процессах, стал весьма авторитетным специалистом по общеуголовным делам. Поверенным гражданского истца, защищавшим материальные интересы Ильи Беккера, отца Сарры, выступал князь Урусов, еще один очень известный столичный адвокат. Состав присяжных заседателей был полностью обновлен.

Начало второго процесса было похоже на начало первого, разве что на этот раз обвинение отказалось от экспертизы профессора Сорокина и его фокусов с креслом и черепом в полутемном зале.