Но что знает публика!

— Поразительные вещи достигаются добротой, — заявил один господин, совмещавший в своем лице функции банкира и церковного старосты. — Добротой можно внушить человеческие чувства и животным. Кошка и крыса были врагами с сотворения мира. Но сегодня мы видели их дружно участвующими в общей игре, причем кошки не проявляли никакой враждебности по отношению к крысам, а крысы, по-видимому, ничуть не боялись кошек. Человеческое сердце! Какое мощное орудие — доброта в руках человека!

— Лев и ягненок! — сказал другой. — Мы знаем, что в золотом веке лев и ягненок будут пастись вместе и мирно лежать бок о бок, дорогая, подумайте только, бок о бок! Человек этот предвосхитил золотой век. Кошки и крысы! Над этим стоит подумать. Какое убедительное доказательство власти доброты! Я позабочусь, чтобы достать нашим детям, нашим ангелочкам, каких-нибудь домашних животных. Пусть они с малолетства приучаются быть добрыми с собакой и кошкой, даже с крысой и с хорошенькой конопляночкой в клетке.

— Но, — сказала его дражайшая половина, — помнишь слова Блэйка:

— Дорогая, но ведь мы же будем добры с ней. Я немедленно прикажу доставить нам несколько кроликов и одну или, лучше, парочку канареек. Какой породы собаку ты предпочла бы достать для наших бесценных крошек, душечка?

И его «душечка» поглядела на него, невозмутимо самодовольного в сознании своей доброты, и увидела себя — молоденькую сельскую учительницу, поклонявшуюся Элле Уилер Уилкокс и лорду Байрону и мечтавшую написать «Поэмы страсти»; она приехала в Топика-Таун и была поймана в сети брака этим положительным, почтенным деловым человеком, наслаждавшимся зрелищем кошек и крыс, ползущих в дружном единении по канату, и пребывавшем в блаженном неведении, что она и была той крохотной птичкой, чье пленение и клетка огорчают небеса.

— Крысы совсем дохлые, — говорила мисс Мерл Мерриуэзер, — но посмотрите, что он проделывает с кошками. Я наверное знаю, что у него за последние две недели подохли три кошки. Они совсем простой породы, но все же они ведь живые существа. Он их губит этим дурацким «боксом».

Номер Дэкворта, пользовавшийся у публики большой популярностью, неизменно оканчивался боксом кошек. Две кошки с надетыми на их лапки перчатками для бокса ставились на стол. Понятно, что кошки, выступавшие вместе с крысами, на эти роли не годились. Боролись лишь кошки, недавно попавшие к Дэкворту и не потерявшие еще темперамента и силы. Их выпускали до тех пор, пока они окончательно не теряли кошачьего образа и подобия или же не подыхали от болезней и истощения. Публике казалась невероятно забавной эта карикатура на человека. Но кошкам было далеко не забавно. Предварительно их натравляли друг на друга и, только раздразнив их вовсю, приносили на сцену. В ударах чувствовалась злоба, бешенство и страх. Перчатки скоро слетали с лапок, и кошки царапались и кусались так, что шерсть клочьями летела во все стороны. Публика принимала этот конец как нечто неожиданное, и занавес под смех и аплодисменты поднимался и открывал Дэкворта и одного из служителей, застигнутых якобы врасплох за разниманием дерущихся кошек.

Но при постоянной борьбе царапины и раны не заживали, засорялись, и вся кожа кошки покрывалась болячками. Некоторые кошки подыхали, а других, истощенных до такой степени, что не могли напасть на крысу, посылали исполнять номер на канате с опоенными, полудохлыми крысами, не имевшими сил убежать от них. И мисс Мерл Мерриуэзер была права: тупоголовая публика аплодировала «Дрессированным кошкам и крысам Дэкворта», как назидательному зрелищу.