Первый фокстерьер кинулся на него снова, и Майкл повернулся, чтобы встретить нападение, когда на него обрушился новый — и опять с его стороны ничем не вызванный — удар. На этот раз это был капитан Дункан, разъяренный видом своей убитой кошки. Носком сапога он ударил Майкла прямо в грудь, так что у того захватило дыхание, — он взлетел на воздух и тяжело рухнул на бок. Оба фокстерьера уже были на нем и, запустив зубы, клочьями рвали его прямую колючую шерсть. Все еще лежа на боку и пытаясь подняться, он сомкнул челюсти на лапе одного из фокстерьеров, тот завизжал от боли и, хромая, поскакал прочь, подымая переднюю, прокусанную Майклом лапу. Дважды Майклу удалось укусить другого врага, и теперь он преследовал его, сам преследуемый капитаном Дунканом. Они описывали круги, когда Майкл, сокращая расстояние, прыгнул по хорде круга и вцепился фокстерьеру в спину около шеи. Неожиданное нападение более тяжелой собаки выбило того из равновесия, и он грузно шлепнулся на палубу.

В тот же миг капитан Дункан вторым ударом оттолкнул Майкла с такой силой, что его сомкнутые зубы вырвали кусок мяса из спины фокстерьера.

Тогда Майкл повернулся к капитану. Что с того, что это был белый бог? Доведенный до бешенства нападениями всех этих врагов, когда он сам лишь мирно и, никого не трогая, искал Квэка и баталера, Майкл не стал тратить время на размышления. К тому же это был незнакомый белый бог, которого он никогда раньше не видел в глаза.

Вначале Майкл ворчал и рычал. Но борьба с богом была делом слишком серьезным, и он в полном безмолвии отпрыгнул в сторону, чтобы вцепиться в ногу, готовую нанести ему новый удар. Как и в борьбе с кошкой, он старался вести нападение не по прямой линии, а отскакивая в сторону и изгибаясь всем телом, чтобы избежать направленных на него ударов. Он обучился этому приему в борьбе с чернокожими в Мериндже и на «Эжени». Его зубы вцепились в белые парусиновые штаны капитана, и полученный толчок заставил разъяренного моряка потерять равновесие. Он чуть не упал прямо перед собой, бешеным усилием воли удержался на ногах, наткнулся на готовившегося к новому нападению Майкла, зашатался на месте и опустился на палубу.

Неизвестно, как долго он просидел бы так, стараясь отдышаться, но Майкл вцепился зубами в его плечо, заставив капитана вскочить со всей быстротой, на какую он, при всей своей полноте, был способен. Майкл выпустил свою добычу и схватил другую штанину, разодрав ее в клочья. Капитан новым ударом подбросил его высоко в воздух, он перекувырнулся и упал на спину.

До этого момента капитан Дункан был нападающей стороной, и он как раз собирался повторить удар, когда Майкл вскочил и высоко прыгнул, не заботясь больше о ногах капитана, а стараясь достать его горло. Это было слишком высоко, и его зубы уцепились за развевающийся черный шарф и обратили его в лохмотья.

Но не это побудило капитана Дункана к обороне и заставило его отступить, а зловещее молчание Майкла. Оно было подобно смерти. Не слышно было ни ворчания, ни рычания. Не отводя глаз и не мигая, он прыгал все снова и снова. Он не лаял при атаке и не визжал, получая удар. Он не знал страха. Недаром Том Хаггин хвастался, что Бидди и Терренс воспитали Джерри и Майкла так, что они не отступали перед ударами. Всегда — такова уже была их природа — они бросались ударам навстречу и старались схватить существо, от которого эти удары исходили. В страшном, как смерть, безмолвии они привыкли нападать и вести борьбу.

Таков был и Майкл. Когда капитан Дункан отступил, Майкл повел атаку, высоко прыгая и кидаясь на него. Выручил капитана матрос, подоспевший на место происшествия со шваброй. Вступая в борьбу, он пытался сунуть свою швабру в пасть Майкла и оттолкнуть его. В первый раз зубы Майкла невольно щелкнули. Но, выплюнув швабру, Майкл отказался бороться с ней, отлично понимая, что неодушевленному предмету его зубы не могут причинить боли.

Матрос интересовал его лишь постольку, поскольку его надо было избегать.