Изменить размер шрифта - +
Граждане с сильно развитыми гражданскими чувствами писали письма в редакцию, протестуя против близости такого опасного элемента и требуя, чтобы правительство Соединенных Штатов выстроило национальный лепрозорий на каком-либо необитаемом острове или на изолированной горной вершине. Но в семьдесят два часа слабое волнение, поднятое этим происшествием, успокоилось окончательно, и желторотые репортеры занимали публику рассказами о взъерошенной собаке из Аляски, которая наполовину была медведем, а также вопросом о том, действительно ли Криспи Анжелотти разрезал на мелкие куски труп Джузеппе Бартольди и в мешке из-под зерна сбросил в залив с пристани Фишермана; занимали они рассказами и о явно враждебных намерениях Японии против Гавайи, Филиппин и Тихоокеанского побережья Северной Америки.

Ничто не нарушало однообразия заключения Дэга Доутри и Квэка. Но однажды в корзине с фруктами, переданной якобы от воспитанниц пансиона мисс Фуут, Доутри нашел записку, искусно спрятанную в сердцевине яблока; в этой записке его просили в следующую пятницу всю ночь держать на окне зажженную лампу. Этой ночью готовилась буря. Ветер только еще поднимался. В пять часов утра к Доутри пришел посетитель.

Это был Чарльз Стоу Гринлиф собственной персоной. Он более двух часов плелся глубокими песками эвкалиптового леса и без сил упал у порога чумного барака. Когда Доутри открыл дверь, его обдало порывом сырого, посвежевшего ветра. Доутри подхватил старика на руки и довел его до стула. Но, вспомнив о своей болезни, он так внезапно отпустил руки, что тот буквально упал на стул.

— Честное слово, сэр, — сказал Доутри, — вам, видно, здорово пришлось потрудиться. Эй, Квэк, господин насквозь промок. Снять башмаки господину, живо!

Но раньше чем опустившийся на колени Квэк мог дотронуться до шнурков, Доутри вспомнил, что Квэк также нечист, и отбросил его назад.

— Честное слово, я не знаю, как быть, — прошептал Доутри, беспомощно озираясь вокруг и соображая, что это дом прокаженных и что стул, на котором сидит старик, и пол, на котором отдыхают его измученные ноги, — все это заражено страшной болезнью.

— Я очень рад вас видеть, чрезвычайно рад, — задыхаясь выговорил Бывший моряк, протягивая ему руку.

Дэг Доутри отклонил руку.

— Как дела с охотой за сокровищами? — весело спросил он. — Имеется что-нибудь на примете?

Бывший моряк кивнул головой и, переведя дух и собравшись с силами, шепотом выпалил:

— Мы должны отплыть с отливом в семь часов утра. Шхуна стоит наготове, это прелестное судно. Наш «Вифлеем» очень красив, у него хороший ход и удобные каюты. Раньше, до конкуренции пароходов, он вел торговлю с Таити. Провиант хороший, все в полном порядке. Я сам наблюдал за всем. Не могу сказать, чтобы капитан мне нравился, — я встречал этот тип людей раньше. Превосходный моряк, он прирожденный пират и к тому же — здорово злой старик. Но и патрон не лучше. Годы его средние, слава у него плохая, и он ни в какой мере не может быть назван джентльменом, но денег у него уйма: сначала он зашибал их на калифорнийской нефти, а затем вошел в компанию с одним дельцом в Британской Колумбии и обошел его при дележе доходов с открытой ими богатой жилы и раз в шесть удвоил свой первоначальный капитал. Весьма нежелательный и неприятный тип. Но он верит в свое счастье и убежден, что наживет на этом предприятии не менее пятидесяти миллионов и что ему удастся провести меня и забрать себе и мою долю. Он такой же пират, как и приглашенный им капитан.

— Мистер Гринлиф, поздравляю вас, сэр, — сказал Доутри. — Вы меня растрогали, сэр, растрогали до глубины души, проделав в эту ужасную ночь такой далекий путь и подвергая себя такой опасности, чтобы попрощаться с несчастным Дэгом Доутри, который был неплохим парнем в свое время и которому не повезло.

Быстрый переход