— Русские решили отходить? — быстро спросил майор.

— Не похоже… — Вукс наклонился над картой. — Бои жестокие. Под Холопичами горелые танки километров на сорок разбросаны, сам видел.

У второго пилота, пораженного таким необычным счетом боевых машин, вырвалось:

— Так сколько же у русских танков?

— В 39-м они нам предлагали 10 тысяч. — Подчеркнуто сухо ответил пан Казимир и повернулся к Вуксу. — Продолжайте, поручик…

— Это под Холопичами горелые, — повторил Вукс, и его палец скользнул к самому обрезу карты. — А тут картина другая. Имею сведения: отсюда, с юга, русские наносят мощный контрудар силами своих бронетанковых частей и имеют успех. Под Вербой вообще они одну или две немецкие танковые дивизии разнесли в дым. И еще о русской технике. С юга наступают совсем другие танки. Новые. Сильнейшее вооружение и броня, которую немецкие пушки не берут.

— Это точно, Владек? — сейчас даже пан Казимир удивился.

— Совершенно точно, пан майор. Наш человек слышал разговор немецких офицеров.

Ни слова не говоря, майор показал по карте направление немецкого наступления, потом русского контрудара, явственно перерезавшего вторгнувшийся через границу клин и, подняв голову, поочередно посмотрел на сгрудившихся вокруг офицеров.

— Ну, так каково ваше мнение?

Все молча рассматривали карту, и только поручик Мышлаевский спросил:

— И что? Так и будем ждать?

Вопрос Мышлаевского заставил пана Казимира вскинуть голову.

— Нет, не будем! Мы можем запросить Лондон и на гидросамолете вывезти, что удастся. А можем… — Пан Казимир многозначительно помолчал. — Связаться с Москвой.

Офицеры недоуменно переглянулись, и только один Мышлаевский, знавший почему пан Казимир заговорил о Москве, остался невозмутимо спокойным.

— Да, да, с Москвой… — подтвердил пан Казимир. — Располагаю сведениями, что Лондонское правительство намерено вступить в переговоры с русскими на предмет военного соглашения.

Выждав эффектную паузу, пан Казимир распорядился:

— Поручику Вуксу отдыхать. Поручику Рыбчинскому выйти на ближайшую магистраль, где могут быть русские и установить с ними связь. Нас пока представить только как польский отряд, желающий бороться с немцами. Смею надеяться, с такими предложениями к русскому командованию уже обращались, — добавил пан Казимир и ладонью, словно стараясь упрятать, закрыл на карте район базы…

После июньской выброски Петро, к своему удивлению, был отправлен в распоряжение Лянддинста, или сельской полиции, формировавшейся в целях охраны имущества совхозов и прочего сельскохозяйственного добра.

Управление этого самого Лянддинста было почти на окраине, так что Петру пришлось топать через весь город к старым царским казармам. Здесь на плацу человек тридцать «хлопцив» в пошитой на австрийский манер форме и касках, с нарисованным «жовто-блакитным» щитом, били сапогами по утрамбованной годами земле и самозабвенно горланили:

Под дружное гаканье старательно вышагивавших «хлопцев» Петро спокойно миновал плац и, сориентировавшись, направился к маленькому флигелю, в котором, судя по желтой кирпичной дорожке и часовому у входа, должно было размещаться управление.

Петро не ошибся. Здесь еще только размещались, и захлопотанный дежурный, просто махнув рукой, показал комнату, куда следовало идти. Меланюк приоткрыл дверь и, увидев стоявшего к нему спиной человека в «цивильной» рубашке, недоуменно начал:

— Я перепрошую… — но как только хозяин кабинета повернул к нему голову, Петро радостно вскрикнул: — Пане инженер! Пане Длугий, доброго дня, то ж я, Меланюк…

— Вижу что Меланюк.