|
_Дежурный_. Товарищ Горбачев, докладывает подполковник Савин из Генштаба. К нам пришла срочная радиограмма из Львова. _Горбачев_. Давайте. _Дежурный_. Группа "Ракета" просит указаний: посадочная полоса у партизан разъехалась из-за дождей. Считают, что сейчас рискованно садиться. Просят перенести полет на следующую неделю. _Горбачев_. Я сейчас доложу товарищу Поскребышеву. Через десять минут полковник Горбачев, дежурный в приемной Сталина, позвонил в Генеральный штаб и сказал: - Есть мнение, что откладывать полет нецелесообразно. - Значит, лететь? - Я повторяю вам: есть мнение, что откладывать полет нецелесообразно... - Ясно, товарищ Горбачев. До свидания. _Москва - Львову_: "Необходимо немедленно осуществить операцию "Ракета", не откладывая на воскресенье". _Львов - Пшиманскому и Богданову_: "Просим сообщить, есть ли хоть какая-то возможность приземления". _От Пшиманского и Богданова_: "Площадка есть, но никакой гарантии дать не можем". _Львов_: "Вылет сегодня в условленное время". Пшиманский и Богданов лежали в хворосте. От земли тянуло холодом - все шло к тому, что вот-вот ударят морозы. Небо не по-ночному светлое, но звезды в нем были очень ярки - не голубые даже, а рельефно-зеленые, видимо, от студеного инея. - Можно потерять все из-за двух дней, - сказал Пшиманский. - Им там виднее. - Почему? Виднее нам. - Нам - с нашей колокольни, - ответил Богданов. - Им - с ихней. - Все равно - глупо. - У вас спичек нет? - Пожалуйста. - У немцев хорошие спички. - У них дрянные спички. Бумажные. Пальцы жгут... Когда ж они подлетят? - Должны сейчас. - Через три часа будете у своих, - улыбнулся в темноте Пшиманский и в темноте даже не увидел, но ясно почувствовал, как улыбается русский. - Не верится, - сказал Богданов. - Тихо... - Они? - По-моему. Ну-ка, осветите часы. - Сейчас. - Они. Тютелька в тютельку. Это они. Пшиманский поднялся с кучи хвороста, ударил себя прутиком по голенищу и сказал: - Зажигайте! Костры ушли в небо острыми языками белого пламени. Степан Богданов почувствовал, как внутри у него все затряслось: сейчас он погрузит эту акулу с маленькими крылышками и полетит со своими ребятами домой, а потом поедет к старику - хоть бы на день, а после вернется на фронт и будет говорить по-русски, и не будет шептать про себя: "За Родину!" - а будет кричать это во всю силу своих легких, и не будет красться по ночным улицам, как вор, и не будет говорить с ребятами, то и дело оглядываясь по сторонам, и снова научится смеяться, и снова сможет мечтать о том, что будет, и не есть себя поедом за то, что было. |
