– А кто это? – спросила Майя.

– Вообще-то, он раб, но очень знаменитый, – объяснила белишбанка. – Лучший егерь Эльвер-ка-Вирриона. Говорят, жены Леопардов от него без ума.

Обнаженная Отависа медленно встала, оттолкнув смятое одеяние ногой. Тонкая ткань, чуть слышно зашуршав, слетела на пол. По зале прокатилась волна изумленных вздохов. Девушка с улыбкой протянула руку, помогла юноше взобраться в оконный проем, опустилась на колени в позе, традиционной для начала керы, и ловко раздела своего спутника.

Когда Оккула объяснила, что такое кера, Майя поначалу преисполнилась отвращения, представив, что их с Таррином заставляют на глазах у всех заниматься сугубо личным делом. Теперь же, глядя на представление, она осознала свою ошибку: Отависа и ее спутник предавались своему занятию весело и радостно, с необыкновенной легкостью и без малейшего смущения, так что сама Майя невольно заулыбалась. Своим непринужденным поведением любовники словно бы игриво приглашали зрителей присоединиться к их наслаждению. Зрелище не было омерзительным или отталкивающим, а, наоборот, манило шутливой изобретательностью, дразнящим лукавством и вызывающей, нескромной игривостью; в нем не было намеков на притворную или подлинную страсть. Поведение любовников словно бы утверждало: «Это не похоть, не вожделение, а удовольствие, развлечение, птичий щебет в саду наслаждений». Майя ахнула, поддавшись чувственному порыву, и оцепенела от восторга, когда Отависа, сидя на коленях своего спутника, лицом к зрителям, с напускным удивлением оглядела себя и, широко раскинув руки, одарила гостей сияющей улыбкой, будто говоря: «Я рада, что меня за этим застали».

Чуть погодя стало ясно, что возбужденным зрителям примеры больше не нужны. В полумраке пиршественной залы мужчины нежились в объятиях своих спутниц и ласкали невольниц, не обращая внимания на соседей, которые занимались тем же. Отовсюду слышались вздохи, стоны и экстатические восклицания, иногда – шутливый протест. Отависа и егерь незаметно соскользнули с подоконника и, подобрав одежду, тихонько удалились.

– Да ну их всех! – неожиданно вскричала Мериса, вскакивая с места так резко, что Майя испуганно вздрогнула. – Я что, не женщина, что ли?!

Она стремительно распустила завязки у шеи, расстегнула пояс и торопливо скинула одеяние с плеч. Мериса, хмельная и распаленная недавним представлением, была похожа на увядающий, но все еще прекрасный цветок. Золотые браслеты поблескивали на гибком обнаженном теле, подчеркивая его жадную напряженность. «Так вот что сводило с ума путников на тракте из Хёрла в Дарай, – восхищенно подумала Майя. – Вот почему тризат пожалел Мерису…»

– Майя, присмотри за вещами, – надменно велела белишбанская рабыня. – Я скоро вернусь.

Она подняла с пола свой наряд, с маниакальной аккуратностью сложила его, швырнула на пузо верховного советника, соскочила с помоста и затерялась в полумраке пиршественной залы, которая напомнила Майе озеро Серрелинда бурной ночью – смутное колышущееся пространство, наполненное плеском волн и криками невидимых птиц.

«В танце такого не было…» – мысленно вздохнула она, осторожно сняла брошенный Мерисой наряд с огромного брюха Сенчо и вздрогнула: чья-то рука легла ей на плечо.

Майя обернулась и с облегчением перевела дух – к ней подошел Эльвер-ка-Виррион. Юноша был без спутников и, как ни странно, вполне трезв. Майя почтительно приложила ладонь ко лбу:

– Мой повелитель, я…

Эльвер-ка-Виррион, не говоря ни слова, решительно притянул ее к себе и поцеловал.

– Я не повелитель, – сказал он. – Я обычный мужчина, сраженный твоей красотой. Прекраснее тебя нет никого на свете.