— Да? Сейчас!

Галка подскочила, вывернулась из-под руки, стремглав подбежала к стене храма и начала активно царапать кинжалом камень. Странная девчонка. Смешная. А ведь чуть не зарубил ее. Дважды. Когда в первый раз увидел, на корабле арабском. И потом, когда чуб покрасила. По всем правилам должен был зарубить. Что удержало? Везение ее пресловутое? Или Серый с Вашко и Изяславом? Или что-то другое? Предчувствие удачи, нужности этой странной девчонки… А жена перестала, наконец, ковырять стену, сделала пару шагов назад, оглядела надпись, довольно улыбнулась и вернулась к мужу.

— Ну как?

Светлен посмотрел на результат ее усилий.

— Неплохо. Главное — четко, понятно и надолго.

Галка перевела взгляд с князя на развалины храма. Потом обратно на князя. Девичьи руки обвили его шею, а губы тихонько шепнули в ухо:

— А теперь пусть смотрят! И завидуют!

Кордно — Царьград, лето 782 от Взятия Царьграда, грудень

Уйти в отпуск снова не вышло. Новая должность требовала постоянного присутствия в службице. Лютому оставалось только удивляться, каким образом Пинегин справлялся с потоком бумаг, обрушившимся теперь уже на нового начальника. Зато стало понятно, почему Брячислав Свержин, бывший заместителем у старого воеводы, категорически отказался занять освободившееся место, предпочитая остаться на прежней должности.

Впрочем, тот причин решения и не скрывал.

— Ты молодой, Буривой Володимеров, — говорил «вечный зам», усмехаясь в роскошные «воеводские» усы, — тебе по службе расти надо. А мое дело — до выслуги дотянуть и на отдых заслуженный уйти, внуков нянчить! А работа начальническая меня, старика, за год до цугундера доведет! И понесут на костер, с наградами на подушках.

Свержин, конечно, прибеднялся. На «старика» кряжистый пятидесятилетний мужик никак не тянул. Хотя внуков имел. Точнее, двух внучек. Появление на свет первого внука ожидалось по зиме. Помощь в работе, однако, заместитель оказывал огромную. Без него свежеиспеченный воевода просто утонул бы в текучке.

Откровения Брячислава заставили Лютого задуматься о происхождении слова «цугундер», славянским, по всем признакам, никак не являющимся. «От Изяслава, что ли пошло? Или еще от кого из русинов? — размышлял воевода. — Тьфу, черт, скоро русины на каждом углу мерещиться будут! Пошло и пошло, какая разница? «Цугундер» этот к делу не пришьешь! Окажется, что какой-нибудь Гуня Порубов половину слов невнятно выговаривал, а многочисленное потомство разнесло батины выражения по всему княжеству. Чтобы ты голову ломал, а не делом занимался! Так что, все мудрствования побоку, и работать. Может, тогда и вырвешься на выходные с детьми!»

Однако, как ни рвал жилы воевода, дела кончаться категорически отказывались. Жена вернулась с летнего отдыха страшно обиженная на «бросившего» ее мужа, но, узнав про новую должность и, главное, размер оплаты, поутихла. Любава вообще много чего спускала Буривою с рук, скорее всего за то, что второй женой он не обзавелся и пока не собирался. Всеславу же и Вилене на папины рабочие заморочки было наплевать, но проведенное без отца лето их совсем не радовало.

И Буривой решился. Заявив Свержину, что может делать что угодно, но три дня (включая оба выходных) никто начальника Управы беспокоить не должен, воевода прихватил семейство и вылетел в Царьград, благо море там и в начале грудня теплое. Да и не море интересовало детишек. Намного сильнее манила возможность побродить с папой по городу, показывая найденные за лето «достопримечательности». Не те, что показывают всем отдыхающим на осмотрах, а свои, детские…

На второй день детишки притащили отца в какой-то старинный заброшенный дворик.