Сергей Синякин. Меч для Кощея или три дороги к Поклон-горе
I. ЗАЩИТНИКИ От опавшего яблоневого цвета казалось, что земля в саду покрыта снегом. У белокаменной стены прогуливался уныло напевающий стражник. Стражник маялся от жары, вольно распустил кафтан и все пытался найти какую-либо тень. В резной беседке кидали кости богатыри. Могучий чернобородый богатырь зажал кости для броска в широкой ладони. Другой полулежал на скамье, оглаживая окладистую русую бороду. Светлые волосы его были перевязаны кожаным ремешком. Глаза третьего - юного и стройного, одетого в роскошный кафтан и щегольские штаны, заправленные в красные сафьяновые сапоги, горели нетерпеливым азартом. - Однако опять у меня семерка выпала!-сказал могучий богатырь, разглядывая выпавшие кости. - Плакала твоя гривна, Алешка! - А мы другую поставим! - тряхнул волосами юный богатырь и полез в сумку с серебряными расшитиями по коже. На стене залязгали чем-то железным. Русый богатырь глянул из-под руки и сказал: - Стража на смену пошла! Кончать надо игру! - Ты, Добрыня, не торопи! - возразил юный богатырь. - Еще не сумрачно и кости отлично видать! - Зато казна твоя изрядно опустела, - насмешливо и вместе с тем добро сказал русый богатырь. - А ты казну мою не считай! - запальчиво отрезал юный богатырь. Кидай, Илья! Илья сгреб кости, но бросить не успел. У белокаменных княжеских палат заголосили и помчались от княжеского дома дворовые девки, а на резное крыльцо выскочила красноносая заплаканная княгиня и заревела в голос. Добрыня приподнялся, глянул в кулак: - Что за суматоха? На крыльце появилась дородная.старшая кормилица в красном сарафане и кокошнике расшитом бисером. На руках у нее был розовощекий голосящий ребенок. - Никак князь Владимир опять молодильных яблок объелся? - уверенно определил Илья и бросил кости. Он добродушно захохотал, запуская руку в бороду. - Опять у меня семерка! - сообщил он. - Плакала, Алешка, твоя гривна! - А мы другую поставим, - упрямо отозвался Алеша Попович и потянулся к сумке. - Хватит забавами забавляться, - сказал Добрыня. - Воевода идет, службу загадывать будет! А над городом сгущались сумерки, застучали сторожа в деревянные колотушки, и рыжий тать с перебитым носом крался вдоль крепостной стены с мешком, в котором что-то или кто-то сдавленно хрюкало. Над городом вставал молочный двурогий месяц, мычала вдали недоенная корова, а в воздухе пахло парным молоком, сохнущим сеном, яблоневым цветом, да горячим саманом. А еще пахло славой ратной, пылью дорожной да богатырской кровью; а воевода сел рядом с богатырями и вздохнул горестно: - Беда пришла, братцы, беда! - Не о князе ль горюешь? - усмехнулся Илья. - Так то дело привычное оглянуться не успеешь, как подрастет. Не в первый раз. - Не о том я кручинюсь, - снова вздохнул воевода. То не беда, настоящая беда приближается. Опять рраждуры повсюду набеги делают, лазутчиков своих засылают. Идет Кащей походом на Русь! Замолчал воевода и услышали богатыри как далеко в полях воют волки, предвещая холода, голод, мор и войну. И не знали еще богатыри, что уже собираются в гигантские стаи и навеки покидают леса птицы, что мчатся ночами по проезжим трактам испуганные олени и поселяются в опустелых лесах мохнатые пауки, оплетающие деревья липкой своей паутиной. Не знали богатыри, что колокола опустевших церквей вызванивают по ночам набат и встает уже по утрам на горизонте призрачное черное марево. Если бы богатыри вслушались в зыбкую вечернюю тишину, то услышали бы они, как скрипят на дорогах возы беженцев, кричат грудные дети и заплаканные женщины торопят мрачных мужей. 2. ВОЛХВ Сквозь клубящийся туман проглядывала свинцово-спокойная поверхность реки. Где-то неподалеку угрюмо гукал филин. Тишина заполнялась звуками просыпающегося дня: залаяла собака, заскрипел колодезный журавель, замычала в далеком хлеву проснувшаяся корова. |
