– Да пьяный, наверное. Перебрал, – раздались снаружи неуверенные голоса. – К утру здесь таких будет каждый второй.

С трудом протолкнув в горящие легкие глоток свежего воздуха, я нашарил непослушными пальцами мешочек на поясе и, с трудом отвязав его, бросил на улицу.

– Гони. Из города. Живо, – прохрипел я, сворачиваясь на обитом тканью полу, как замученный пес.

Паренек машинально перехватил свою плату. Недоуменно замер, поколебался. Но потом все же развязал кожаные завязки, ахнул, обнаружив внутри целое состояние, а потом резко засуетился.

– Сейчас… сейчас, господин офицер! Все сделаю в лучшем виде!

Я устало закрыл глаза и даже не шелохнулся, когда он торопливо захлопнул дверцу. В салоне сразу же потемнело. Снаружи послышался свист кнута и недовольное конское ржание. Затем карета мягко качнулась. По мостовой прогрохотали копыта. После чего запряженный четверкой лошадей экипаж вихрем вылетел за ворота и на огромной скорости полетел по улице, подгоняемый радостно гикающим кучером.

Похоже, я все-таки провалился в забытье, потому что совершенно не помнил, сколько времени мы мчались по улицам и как именно уболтал городских стражников внезапно разбогатевший возница.

В себя я пришел уже за городом. По-видимому оттого, что на неровной дороге карету начало сильно трясти. Скорость передвижения резко упала. Грохот копыт по мостовой сменился более гулкими ударами о землю. Еще через какое-то время карета совсем замедлилась. После чего в стенке между передним сидением и облучком отворилось крохотное окошко, и в нем показалась озабоченная физиономия кучера.

– Куда править-то, господин офицер? Впереди развилка: на Одеш или на Ойт?

Я вяло качнулся от очередного толчка.

Ни в Одеш, ни тем более в Ойт мне не хотелось. Не успеем. Да и какая разница, где помирать? Впрочем, нет. Разница все-таки есть. Поэтому, собравшись с силами, я приподнял тяжелую, похожую на раскаленную металлическую болванку голову, и хрипло спросил:

– Тут речка поблизости есть?

– Есть. Как же не быть? – удивился возница.

– Какая?

– Дак Истрица, конечно! Других-то рек тут почитай и не водится!

Я уронил голову на мягкий пол и снова закрыл глаза.

– Найди пологий берег. Там сойду.

– Будет сделано, господин, – обрадовался точному указанию кучер, и через миг карета снова ускорилась.

Минут через двадцать тряска усилилась настолько, что мне стало трудно лежать на отчаянно прыгающем полу. Но перебраться на сидение не хватало сил. Да и не думаю я, что смог бы на нем удержаться. Слабость накатывала волнами. Меня то обжигало изнутри, то снова обвевал приятный холодок. Печать как таковая на этом фоне уже не выделялась: у меня и так болело все – кожа, мышцы. Как если бы изнутри меня жадно грызли крохотные огненные термиты, жадно обгладывая раскаленную плоть до самых костей.

Тизар однажды сказал, что смерть от магии императора мне предстоит долгая и мучительная. Причин не верить ему тогда не было, а теперь же я просто знал – его величество придумал отличный способ держать своих людей в повиновении.

Крови, правда, так и не показалось – как бы ни ломало меня изнутри, каким бы диким не был жар, наружу до сих пор не вырвалось ни одного огненного язычка. Все, что разрушала во мне печать, происходило тихо, совершенно незаметно для окружающих. А если и появилось во взгляде кучера мимолетное сочувствие, то он небось и впрямь решил, что я перепил. Поэтому и озадачил его столь странной просьбой, да еще и деньжищи на ветер выкинул преогромные.

Наконец, экипаж в последний раз дернулся и остановился. Спрыгнувший с облучка возница бодро распахнул дверь и возвестил:

– Приехали, господин офицер! Вот она, ваша Истрица!

К тому времени я уже вспомнил про транс и успел кое-как собрать себя в кучку.