Поэтому не выполз из кареты безвольной массой, не вывалился на землю мешком дерьма, а, скрипнув зубами, встал, самостоятельно выбрался на улицу и, оказавшись под бескрайним ночным небом, неслышно вздохнул.
А все-таки славное ты, парень, выбрал мне место для смерти. И как же здесь, оказывается, красиво… совсем близко, буквально в двадцати шагах от дороги, размеренно шумит река. На живописном берегу лежит песок. К нему почти вплотную подбирается зеленая травка. Над ней загадочно перемигиваются звезды. Ветра почти нет. Воздух упоительно чист и наполнен потрясающей свежестью. Тихонько шелестит листва на деревьях. Негромко стрекочут невидимые сверчки…
– Благодарю, – ровно сказал я, даже не взглянув на кучера. – Можешь возвращаться.
– Но как же, господин…?
– Свободен, – бросил я совсем другим тоном. После чего неизвестный паренек, бросив на меня на удивление жалостливый взгляд, упорхнул обратно на козлы, с силой хлестнул лошадей, и тяжелая карета умчалась прочь, громыхая колесами.
С трудом дождавшись, когда она скроется из виду, я снова сгорбился, а еще через пару секунд устало опустился на колени.
Блин. Надо уйти с дороги. Но даже такой берег для меня слишком крут. Боюсь, если оступлюсь, то покувыркаюсь вниз сломанной куклой. И, скорее всего, сверну себе шею, которая с каждым сделанным вздохом все с большим трудом удерживала на себе стремительно тяжелеющую голову.
Чувствуя себя не просто обессилевшим, а почти что стеклянным, я со всей возможной осторожностью сел на край обочины и, вытянув ноги, соскользнул по траве вниз. Наклон у берега и впрямь был совсем небольшой. Градусов тридцать максимум. Но мне и этого оказалось достаточно, чтобы испытать массу неприятных ощущений. А оказавшись примерно на середине склона, зацепиться сапогом за какую-то корягу и с досадой признать, что здесь мое путешествие, похоже, и закончится.
Нет, боли не было – чтобы своими ногами покинуть карету, я вошел в транс настолько глубоко, насколько вообще мог себе позволить. Но раздавшийся сдвоенный хруст и вывернувшаяся под неестественным углом голень не оставляли сомнений: мое не подверженное обычной магии тело действительно разрушается. И с каждым мгновением это происходит все быстрее.
Впрочем, может, оно и к лучшему – лежа на склоне, вот так, неподвижным взглядом уставившись перед собой, я все еще мог видеть реку и отражающиеся в темной воде звезды. Правда, минут через десять это удовольствие тоже закончилось, потому что глаза застлала мутная пелена. Но какое-то время призывно горящие точки в созвездии волка я по-прежнему различал. Они были самыми крупными в этом мире. Самыми яркими. И если дать волю воображению, то при большом желании в них и впрямь можно рассмотреть огромную волчицу, снисходительно посматривающую на меня свысока.
«Прости, Ворчун, мы теперь с тобой долго не увидимся», – с грустью подумал я, услышав, как что-то хрустнуло в груди.
Но сожаления по-прежнему не было. Да, я больше не вернусь в Ойт, но мы ведь не навсегда расстаемся. Рано или поздно брат найдет меня на ледяных равнинах так же, как сумел найти и здесь. Мы ведь одной породы. И к тому же, оба знаем, что связаны навсегда.
Тизар… а вот тебя мне будет не хватать. Наверное, ты посчитаешь это странным, но я и впрямь к тебе привязался. Ты стал первым, кто по-настоящему обо мне позаботился. И, вероятно, единственным, кто даже после слов о предательстве не пожелал от меня отказаться. Я был бы рад увидеть тебя снова, старина, так что не волнуйся, если в одну из долгих зимних ночей к тебе в окно постучится белая вьюга. Я верю, что ты не испугаешься этого. И знаю, что был бы рад помочь тебе там, где кроме меня никто другой уже не справится.
Герцога эль Соар я бы тоже был бы не прочь сегодня вспомнить. Людей, способных отставить в сторону личное, пожертвовав собственными желаниями в угоду интересам страны, я уважал. |