Изменить размер шрифта - +
Она обратилась к своему сыну: «Ты наверняка помнишь того молчуна, что заснул подле своего посоха. Ты был тогда совсем мальчишкой, но вряд ли забыл его. Этот пока последний». И я понял, что и меня призвал к себе вивимант Апу‑Пунхау, хотя я ничего и не почувствовал.

Кириака бросила на меня косой взгляд.

– Так что же, я, по‑твоему, мертва? Ты это хочешь сказать? Ты же сам говорил, что там была ведьма‑некромантка, а ты просто случайно набрел на ее костер. Я думаю, ты сам был колдуном, больная – твоей клиенткой, а женщина, о которой ты говорил, – прислужницей.

– Это оттого, что я опустил в своем рассказе все важные подробности, – заметил я. Я чуть не расхохотался, когда она сочла меня колдуном; но Коготь впился мне в грудь, напоминая, что благодаря его могуществу, украденному мною, я обладал силою колдуна, не владея, однако, соответствующим знанием; и я понял – это «понимание» было того же порядка, что и раньше, – что, хотя Апу‑Пунхау притянул камень к себе, но забрать его у меня не смог (или не захотел).

– Самое важное, – продолжал я, – когда призрак исчез, в грязи осталась лежать алая накидка с капюшоном – такая, как сейчас на тебе. Она у меня в ташке. Разве Пелерины балуются некромантией?

Ответа я так и не дождался, ибо, не успел я закончить свою речь, как на узкой тропинке, ведущей к фонтану, возникла рослая фигура архона. Он был в маске и костюме пса‑оборотня, и, встреть его при ярком свете, я не узнал бы его; но густые сумерки сада с легкостью, словно руки человека, сорвали с него маску, и я, лишь только заметил его высокий силуэт и походку, тотчас понял, кто перед нами.

– Ага, так ты ее нашел, – произнес он. – Мне следовало опередить тебя.

– Я так и думал, – ответил я. – Но до этой минуты еще сомневался.

 

8. НА СКАЛЕ

 

Я покинул палаты через ворота, обращенные к берегу. Их охраняло шестеро воинов, в облике которых не было и следа вялой безмятежности, присущей тем двоим, что я видел на речной стороне всего несколько стражей назад. Один из них, учтиво, но непреклонно заступая мне путь, осведомился, действительно ли мне необходимо уходить так рано. Я назвал себя и ответил, что, к сожалению, это и вправду необходимо: у меня еще остается работа на ночь (это была правда), да и завтра мне предстоит трудный день (и здесь я отнюдь не лгал).

– Да ты герой. – Голос стражника звучал несколько дружелюбнее. – Но разве ты без охраны, ликтор?

– Со мной было двое сопровождающих, но я их отпустил. Я и сам вполне смогу найти дорогу к Винкуле.

Другой стражник, молчавший до сих пор, обратился ко мне:

– Ты мог бы остаться в палатах до утра. Тебе найдут покои, где ты хорошо отдохнешь.

– Да, но тогда я не закончу работу. Боюсь, мне все же придется уйти.

Воин, заслонявший мне путь, отступил.

– Я, пожалуй, пошлю с тобой двоих. Если бы ты согласился подождать, я бы мигом все устроил. Мне только необходимо получить разрешение начальника стражи.

– Не беспокойся, – сказал я и, не дожидаясь ответа, пошел прочь. В городе явно что‑то происходило – возможно, снова объявился убийца, о котором предупреждал мой сержант; я почти не сомневался, что, пока я пребывал в палатах архона, разыгралась новая трагедия. Эта мысль привела меня в приятное волнение – я, конечно, был не так глуп, чтобы воображать себя неуязвимым против любого нападения, но сама возможность нападения, смертельный риск, которому я подвергал себя в ту ночь на темных улицах Тракса, не давали мне впасть в уныние, что при иных обстоятельствах вполне могло произойти. Неясная угроза, безликая опасность, притаившаяся в ночи, была самым ранним из моих детских страхов; и теперь, когда все они давно изжиты, в моем взрослом сознании сохранилось лишь ощущение уюта от всего детского.

Быстрый переход