|
– По коням! – Лютик запрыгнул в седло, закинул лютню за спину. – По коням, господа! И… дамы! – Убирай шлагбаум! – рявкнул на алебардистов разом разбогатевший десятник, имеющий солидные шансы стать сотником. На мосту, за заслоном, Вэя натянула поводья, конь загарцевал, застучал копытами по бревнам. Девушка, размахивая косичками, что то пронзительно крикнула. – Верно, Вэя! – отозвался Три Галки. – Вперед, милсдари, по коням! Поедем по зеррикански, с грохотом и свистом! 4 – Ну, гляньте ка, – сказал старший из рубайл, Богольт, кряжистый и грузный, словно ствол старого дуба. – Недамир не прогнал вас на все четыре стороны, а ведь я был уверен, что поступит именно так. Ну что ж, не нам, худородным, оспаривать королевские решения. Просим к костру. Устраивайте лежанки, парни. А так, между нами, ведьмак, о чем ты с королем болтал? – Ни о чем, – сказал Геральт, удобнее пристраиваясь спиной к подтянутому ближе к костру седлу. – Он даже из палатки не вышел. Послал только своего фактотума, как там его… – Гилленстерна, – подсказал Ярпен Зигрин, крепкий, бородатый краснолюд, подкладывая в костер огромный смолистый пень, который приволок из зарослей. – Фанфарон надутый. Жирный хряк. Когда мы присоединились, он явился, нос до неба, фу фу, говорит, не забывайте, говорит, краснолюды, кому тут подчиняться следовает, говорит, здесь король Недамир распоряжается, а его слово – закон, ну и так далее. Я стоял, слушал и думал: велю своим парням повалить его на землю и сдеру с него плащ. А потом раздумал: ну его, снова шум пойдет, мол, краснолюды зловредные, агрессивные, мол, сукины дети, и с ними невозможно это, ну как его, состу… стосуществовать… или как там. И обратно где нить учинят погром, в городишке каком нибудь. Ну и стал я вежливенько слушать, головой кивать. – Похоже, господин Гилленстерн ничего другого и не умеет, – вставил Геральт, – потому что и нам сказал то же самое и нам тоже оставалось только кивать. – А по моему, – проговорил второй из рубайл, расстилая попону на куче хвороста, – лучше б вас Недамир прогнал. Народищу прется на того дракона, страх сколько. Это уже не экспендиция, а поход на жальник. Я, к примеру, в толкучке биться не обожаю. – Успокойся, Нищука, – сказал Богольт. – С народом топать лучше. Ты, что ль, никогда на драконов не ходил? На них завсегда тьма народу тянется, целая ярманка, прям таки бурдель на колесах. А как только гад нос высунет, сам знаешь, кто на поле остается. Мы и никто боле. Богольт на минуту замолчал, как следует хлебнул из большой оплетенной бутыли, шумно высморкался, откашлялся. – Другое дело, известно, что порой только апосля того, как дракона прикончат, начинается потеха и резня, и головы летят, как груши. Как начнут сокровища делить, тут уж охотники прут друг на друга. Ну что, Геральт? Эй! Я прав? Ведьмак, с тобой говорю то. – Известны мне такие случаи, – сухо подтвердил Геральт. – Известны, говоришь? Не иначе как с чужих слов, потому как не слышал я, чтоб ты когда на драконов охотился. Сколь ни живу, не слыхал, чтобы ведьмак на дракона ходил. Тем более странно, что ты сюда явился. – Верно, – процедил сквозь зубы Кеннет по прозвищу Живодер, самый младший из рубайл. – Чудно чтой то. А мы… – Погодь, Живодер. Сейчас я говорю, – прервал его Богольт. – Впрочем, шибко то разводить не собираюсь. Ведьмак и так понял, что к чему. Я его знаю, и он меня знает, пока то мы друг дружке дорогу не перебегали и, мыслю, не будем. Потому как, заметьте, парни, ежели б, к примеру, я захотел ведьмаку в деле помешать либо добычу из под носа увести, то ведьмак то с ходу б меня своей ведьмачьей бритвой секанул и имел бы право. |
