Старухи склонились и, не вымолвив ни слова, направились в свои покои. Владыка обернулся к одному из стоявших за спиной людей, что-то прошептал ему на ухо, и тот, прихватив с собой напарника, пошел следом за гостьями.

— И все-таки ты не доверяешь им? — прогудел Странник.

— Это не имеет значения.— Уру пожал плечами.— Сонжа, правда, лихо управляется со своим посохом, возможно, и с ножами, что висят у нее на поясе… Я верю ее рассказам о том, что она может отбиться от горстки лесных разбойников, но Янайдар — не лес. Здесь я решаю, кому жить, а кому умереть!

* * *

Север очнулся от резкой боли в левом плече. Перед глазами поплыли огненные круги, и, не раздайся в этот миг голос Пага, он опять провалился бы в беспамятство. Пленник открыл глаза и увидел мрачное лицо склонившегося над ним бородача.

— Я вправил тебе кость,— пояснил он и покачал головой.— Лучше бы тебе умереть.

— Ты все такой же добряк, дружище,— невесело усмехнулся Вожак, и тюремщик опять покачал головой.

— Столб пыток — страшная смерть,— зловеще прошептал он и, подумав, добавил: — Завтра.

Больше он не сказал ни слова и принялся осторожно снимать с раненого доспехи. Вправленное плечо распухло и болело, а при каждом неловком движении Пага отзывалось резкой болью, но Вожак лишь кусал губы и даже не стонал. В такие мгновения тюремщик с опаской поглядывал на него, но, видя, что Север мужественно терпит боль, лишь сокрушенно качал головой.

Вожака сейчас больше заботило то, что он услышал. Вот как — завтра… Столб Пыток… Это значит, что смерть наступит не раньше, чем измученный болью мозг не заставит сердце остановиться… Или кровь не свернется в жилах от жара огня, или не вытечет до последней капли. Впрочем, последнее — вряд ли. Слишком легкая смерть. И Соне он помочь уже не в силах…

— Идем,— оторвал его от размышлений Паг.

— Плечо болит,— пожаловался Вожак.— Примотай руку.

— Зачем? Тебе осталась всего одна ночь…

— Вот я и хочу провести ее спокойно,— хмуро буркнул смертник, и тюремщик, пожав плечами, принялся за работу.

Паг действовал сноровисто, видно, проделывал это отнюдь не впервые, а Север с неожиданной тоской смотрел на унылые серые стены. Неужели все? Как глупо получилось с плечом. Будь он сейчас здоров, он бы еще мог на что-то надеяться. Даже с голыми руками можно попытаться выбраться, а так… На что он годится? Полчеловека, даже с мечом не устоит, если на него навалятся толпой.

— Идем,— повторил тюремщик, мягко шлепнув пленника по здоровому плечу.

Вожак молча встал, накинул на себя плащ, натянул на голову капюшон, запахнул полы и неожиданно ловко перепоясался веревкой как раз под подвязанной на животе рукой. Паг удивленно покачал головой и в третий раз позвал:

— Идем!

Они пошли по полутемным коридорам. Изредка попадавшиеся на пути стражники не обращали внимания ни на раба, которого, несмотря на его громкую славу, не считали человеком, ни на тюремщика. Пленник же хорошо изучил ведущие в подземелье коридоры, а потому тоже не глазел по сторонам. Он все продолжал корить себя за роковую небрежность. Как он позволил себе так обмануться, решив, что его противник неуклюж? Ведь с первых слов Злуна мог бы понять, что он не безмозглая груда мышц!

— Здорово ты Злуна,— заговорил вдруг тюремщик.— Молодец!

— А кто он вообще такой? — поинтересовался Север.

— Не знаю.— Паг помолчал, потом добавил: — Я слышал: Странник сделал Злуна. Или научил Уру, и тот сделал… Не знаю,— повторил он.

— А Странник? Кто он?

Вожак и сам не знал, зачем спрашивает, ведь жить ему осталось всего до утра.