Влив в подругу два кубка крепкого пальмового, она перетащила ее на постель и, освободив от «сбруи», уложила под одеяло. Только после этого Соня смогла расслабиться сама. Ей вдруг непреодолимо захотелось вот так же напиться и уснуть, потому что последняя фраза Ганы: «Теперь его уже ничто не спасет»,— больше всего походила на правду.
Девушка вдруг почувствовала озноб, подошла к камину, разожгла огонь, присела рядом в кресло и уставилась на огонь. Пожираемое пламенем дерево тихо потрескивало, время от времени выбрасывая разноцветные искры, и Соне неожиданно припомнился другой вечер. Казалось, это было давным-давно, вообще в какой-то другой жизни, а вместе с тем случилось всего несколько лун назад, в начале лета. Тогда она сидела не в роскошном резном кресле, а на простой грубой скамье, сделанной Хэлдиром, и тоже смотрела в огонь, а тот показывал ей странные картины, в которых смешалось все: настоящее с будущим, истина с игрой.
Как не похож тот вечер на нынешний! Там ее окружали друзья, а здесь — враги. Там впереди брезжил лучик надежды, здесь же все окрашено в мрачные цвета безнадежности. Но и тогда, как сейчас, она испытывала злость и отчаяние, душевную боль и жажду мести! Так может ли она сейчас сделать что-то ради спасения Севера, и если может, то что? Этот вопрос она непрестанно задавала себе, и постепенно он вытеснил все иные мысли. Она смотрела на огонь, а решение так и не приходило… Наверное потому, что его просто не было…
С громким щелчком красная искорка выскочила из смолистого поленца. Соня проследила за ней взглядом, а затем посмотрела на кусок дерева, от которого исходила тонкая струйка синего дыма. Струйка медленно истончалась и потихоньку сошла на нет.
«Как жизнь Севера»,— подумалось девушке, и, почувствовав, как невольно задрожали губы, она закрыла рот ладонью, чтобы не позволить нараставшему в душе отчаянию вырваться безумным криком. «Если бы я могла! О, Огненный Цветок! Сделай так, чтобы я смогла! Хотя бы подскажи, как?!»
Крошечное темное пятнышко, породившее искру, засветилось белым маячком, который невольно приковал внимание девушки. Понемногу едва заметная точка превратилась в крохотный язычок пламени, который начал расти, быстро превращаясь в лепесток. Маленький белый лепесток, нежный и беспомощный, испуганно трепетавший на сквозняке. Кончик его начал раздваиваться, еще раз и еще, пока не превратился в бутон белой лилии.
Соня затаила дыхание, боясь даже подумать о том, что это может значить. Бутон начал увеличиваться. Он тянулся вверх и вширь, медленно, но неуклонно, пока не сравнялся размерами с настоящим цветком.
— Покажи мне, Огненный Цветок! Молю тебя! — будто в бреду, шептала девушка.
Словно отозвавшись на ее просьбу, лепестки шевельнулись, ожили… Их нежная ткань стала полупрозрачной, как легкая предрассветная дымка, готовая разорваться от слабого дуновения случайного ветерка. Что-то скрывалось внутри бутона, но Соня видела только неясные силуэты, которые начали перемещаться, едва девушка обратила на них внимание, словно этого лишь и ждали.
Воительница прикрыла лицо ладонями, чтобы ненароком, невольным вздохом, не убить видение, от которого она ждала… Она сама даже не знала — чего. Наверное, боялась расстаться с такой же слабой, как возникшее перед ней видение, надеждой. Она смотрела и чуть не плакала из-за того, что не в силах разглядеть действа, разворачивавшегося у нее на глазах. Откуда-то она знала, что от того, сумеет ли она понять смысл происходящего, зависит очень многое, и потому едва не рыдала от бессилия.
«Да что же это?!» — чуть ли не крикнула она, и, разделяя ее отчаяние, ветер завыл в дымоходе, а огонь в поленьях заколыхался. Бутон раскрылся, выпрямив лепестки, а плясавшее в очаге пламя окрасило скрытые картины в сочные тона от густой лазури до пурпура и солнечного злата, на краткий миг высветив туманные образы. |