— Не совсем,— донесся из-за его спины тихий голос, и в тот же миг тюремщик почувствовал, как шею ему сдавил стальной капкан.— Не дергайся,— сказал тот же голос,— и я не убью тебя. Только усыплю.

Тюремщик послушно затих, и почти сразу перед его глазами заплясали огненные круги, мир закружился и перестал существовать. Пленник тихонько положил его на пол и стянул с бесчувственного тела плащ.

— Помоги! — крикнул он, старательно подражая голосу янайдарца.— Тяжело!

В коридоре раздались торопливые шаги. «Двое»,— определил Вожак и, быстро выскочив, свалил одного ударом в висок. Второй коротко ойкнул и, развернувшись, кинулся бежать к только что отворившейся двери. Не обращая внимания на лежащего, Север бросился следом и уже в проеме пнул его ногой между лопатками. Тот врезался лбом в переносицу спешившего навстречу воина, и оба упали на пол.

Вожак подхватил чей-то меч и помчался наверх. Только бы ему успеть выбраться из дворца, прежде чем слух о его смерти достигнет Уру! Стражники на первом посту умерли почти мгновенно, даже не поняв толком, что же произошло. Но, падая, один из них ударился головой о стену, шлем слетел с него и со звоном, породившим гулкое эхо, покатился по полу.

Пленник кинулся к выходу, но через десяток ударов сердца услышал, что навстречу ему бегут, однако не остановился. Будь у него две здоровые руки, он действовал бы иначе, но сейчас ему оставалось только одно — выиграть время, и он бросился на врагов, хотя тех было не меньше десятка.

Латники Уру неуклюже топтались на месте, пытаясь, разрубить надвое сновавшего между ними раба. Север опять закружился, словно исполнял некий смертельный танец, а меч его описывал замысловатую кривую, постоянно обагряясь свежей кровью. Он бы давно вырвался, не стекайся со всех сторон свежие силы. Положение становилось явно безнадежным, и все-таки он продолжал сражаться.

— Быстрей! — орал кто-то из темноты зычным басом.— Если уйдет, с живых шкуры спущу!

Толпа вокруг беглеца уплотнилась, но теперь стражники только мешали друг другу. Хотя каждый из нападавших и стремился нанести решающий удар, клинки их вспарывали только воздух. Они размахивали мечами, а он убивал. На миг окружившим его бородачам стало страшно. Им показалось, что сама смерть переселилась на время в этого человека, сделав его неуязвимым и пробудив у его клинка неутолимую жажду крови. Однорукий нещадно рубил латников, а те умирали в твердой уверенности, что повстречались с демоном смерти.

— Живьем брать, идиоты! — орал все тот же бас.— Живьем!

Ну вот и последняя надежда пропала — живьем. И Север пошел вперед, положил еще двоих, дотянулся до третьего, и тут на него навалилась стена щитов. Его зажали со всех сторон, рукоять чьего-то меча ударила в висок, и воин упал на залитый кровью пол. Его долго пинали ногами, и даже когда он потерял сознание от боли, продолжали жестоко избивать уже просто так, выплескивая накопившуюся злость. Били долго и со знанием дела, а устав, перетащили в камеру, и там за раба взялись надсмотрщики…

* * *

Пока старухи возвращались в отведенные им покои, они еще старались держать себя в руках. Тем более что двое людей Уру неотрывно следовали за ними по пятам от самого амфитеатра. Однако как только они вошли в комнату и заперли за собой дверь, Гана мгновенно сникла. Соня обернулась к раскисшей подруге и окинула ее оценивающим взглядом.

— Ну-ка наливай,— скомандовала она, но Гана продолжала сидеть, словно бы и не слыша ее, и впрямь похожая на старую обиженную жабу.

— Пропал добрый господин…— прошептала она.— Теперь его уже ничто не спасет.

Воительница сокрушенно покачала головой и поняла, что действовать ей придется самой. Влив в подругу два кубка крепкого пальмового, она перетащила ее на постель и, освободив от «сбруи», уложила под одеяло.