|
Так же как и ваш отец. Огонек ярости вспыхнул в глазах неонациста. Он шагнул вперед, оскалившись, с пеной на губах, приблизил лицо к лицу Холлидея. Ослепительно вспыхнула молния. Ударил гром, будто разверзлись небеса. Все произошло в мгновение ока. — Vai-te foder!170 — неистово выкрикнул Таварес, лягнув белокурого головореза по голени, и рванулся в сторону. Пэгги, стремительно присев, подхватила дробовик и дернула за оба спусковых крючка сразу. Тяжелое ружье рявкнуло, ударяя ее прикладом. Немец крякнул и рухнул на спину, роняя пистолет. Кровавое пятно размером с тарелку растекалось у него на животе, смешиваясь с дождем, льющим с неба. Келлерман рванул из кармана пистолет — маленький плоский «вальтер». Холлидей, не задумываясь, ткнул вперед мечом, вкладывая в выпад вес всего тела. Аксель не успел остановиться и в прямом смысле слова насадился на клинок, выкованный и заточенный больше семисот лет тому назад. Острие меча без труда проткнуло толстый твид жилета, рубашку и вошло в плоть чуть ниже мечевидного отростка. Лезвие пронзило сердце и вышло из спины. Гневно сверкающие глаза нациста потухли, и Аксель Келлерман умер, будто бабочка, насаженная на булавку. Подполковник отступил на шаг, вытаскивая клинок из тела. С неприятным скрежетом лезвие скользнуло по кости. Келлерман упал на камни. Холлидей опустил меч острием к земле, одновременно пытаясь смахнуть заливающие глаза дождевые капли. Пэгги стояла на коленях, баюкая ушибленное плечо, и, не отрываясь, смотрела на убитого ею белокурого головореза — кровь из ран, смешавшись с водой, растеклась широкой розоватой лужей. — Вы в порядке? — наклонился к ней рейнджер. — Все отлично, — ответила журналистка, продолжая смотреть на человека, из которого только что выбила жизнь. — Просто замечательно. Таварес сидел на мокрой земле, удерживая голову Родригеса на широких ладонях. Ливень хлестал, вымачивая обоих до нитки. Холлидей присел на корточки около них. — Он — мой друг, — прошептал капитан сквозь сдерживаемые рыдания. Сглотнул комок в горле. — Мой дорогой и очень близкий друг все эти годы. Я не могу позволить ему умереть… Раненый приподнял веки, стряхивая дождевые капли с ресниц. — Мы все когда-нибудь умрем, Мануэль, — еле слышно пробормотал бывший священник. Он со стоном вздохнул и положил широкую ладонь на волосатое запястье Тавареса. Потом повернул голову так, чтобы видеть лицо Холлидея. — Позаботьтесь о безопасности Мануэля. Он — мой духовный брат и знает обо всем. Долгое время он был моими глазами и ушами в большом мире. — Я обещаю, — сказал подполковник, чувствуя, как увлажняются глаза. Он очень хотел верить, что это всего-навсего дождь. — Келлерман мертв? — Мертвее не бывает. — Это хорошо… — прошептал Родригес. — Это хорошо. — Снова вздохнул. — Пора передавать факел. Alea jacta est. Vale, amici. — Он поднял голову с колен Тавареса, уставившись в небо невидящими глазами, и прошептал: — Слишком большая тайна. Слишком много тайн… Он закрыл глаза, и с последним стоном жизнь покинула его. Дождь хлестал упругими струями, укрывая плачущим занавесом остров, кратер вулкана и людей. Пэгги встала на ноги и, приблизившись к Холлидею, положила руку ему на плечо. — Мы так и не узнали его поближе… — горько вздохнула она, глядя на мертвого Родригеса. |
