— Хоть сейчас. — Трака улыбнулся. — Через минуту встретишься с тоалом.

Готфрид посмотрел на Рогалу — тот впал в обычную угрюмость. Все думал, почему это Алер обратился к Аранту. Мысль о том, что душа Турека могла жить в Готфриде, гнома потрясла.

Вентимилец не преувеличил: на пути к триумфальным колоннам Готфриду явилось четверо тоалов, возглавлявших контратаку с Высокой Башни. Склоны Галена сияли от мелких рассеянных заклятий. Еще двое вождей блокировали лестницу у самого ее подножия.

— Прикрывайте меня, пока я убиваю тоалов. Я их не тела буду лишать, а сущности, и для этого мне придется покинуть свою плоть.

Трака кивнул.

Первые два, не ожидая уготованной участи, пали быстро. Оставшиеся дрались отчаянно и люто, бой с ними отнял много сил. С телами они расставались легко, но сами умирать не хотели.

«Еще шестеро!» — с ужасом подумал Готфрид, прикончив четвертого.

Колени дрожали, и пришлось прислониться к триумфальной колонне. Последний мертвец оказался крепким орешком. Юноша осмотрелся — без тоалов «красным» братьям не выстоять. Он оттолкнулся от опоры и, шагнув вперед, позволил мечу пировать среди смертных защитников Высокой Башни. Кровопролитие больше не казалось чем-то греховным и отвратительным. Колдуны и уличные головорезы, набранные Мулене, кинулись наутек, но призраки у подножия лестницы не пустили их наверх. Добендье насыщался, пока маги не разбежались, словно крысы, среди колонн.

Первый тоал из пары, караулившей ступени, умер быстро, но второй оказался искусным фехтовальщиком. Он выкладывался полностью, не отступал, держался изо всех сил. Но зачем? Схватка ведь безнадежна!

Вскоре Готфрид понял: на узкой веранде, окружавшей Высокую Башню, оставшиеся духи устанавливали баллисты, направляя на лестницу. Один залп — и с Меченосцем покончено. Пару дротиков можно отбить, но не весь заряд.

Юноша отступил на десяток шагов, сунул мечи в ножны и прыгнул с лестницы на крутой скалистый склон Галена. Карабкаясь вверх, воин не ощущал ни сомнений, ни страха: и руки, и рассудок вспомнили навыки убиенного Добендье скалолаза. На площадку он забрался раньше, чем тоалы справились с орудиями, и вдруг подумал, что наконец достиг полной силы Меченосца, единства клинка и тела — мечты всякого фехтовальщика.

Еще двое тоалов пало пред его яростью. Готфрид отшатнулся, опершись о стену. Последний бой изнурил до предела. Неумолимая воля гнала вперед, но уже не могла понудить тело.

Вождей осталось трое: один держал лестницу, второй караулил двери Высокой Башни, третий крался среди баллист, чьи тетивы Готфрид рассек. Мертвец близился, чуя слабость противника, клинок его, вздрагивая коброй, готовился ужалить. Генерал Трака, завладевший мечом одного из тоалов, напал на охранника ступеней. За спиной генерала скакал гном, выжидавший случая пустить в дело кинжал. Вентимильские инженеры спешно водружали баллисты и катапульты среди триумфальных столпов. Последние защитники колоннады сдались.

Готфрид знал, что орудия его уже не спасут, не успеют. Он отковылял от тоала и, сея смерть, пожал несколько жизней. Каждая из них прибавила сил. Добендье тянулся к людям, отбивая удары тоала. Больная нога снова дала о себе знать. Взбунтовалась совесть: питаться чужими душами… Прочь, молчать! Они — стадо, покорное быдло! Убью, сколько нужно!

Вместе с силой пришел и дух ее дарителей. Так мыслят Нерода, Зухра с Бачестой, Хучайном, Улалией. Меченосец, ты, не осознавая того, все больше уподобляешься им. Становишься все ближе к тем, кого так люто ненавидишь. Да, именно так! Чем сильнее, злобнее, безжалостнее враг, тем больше его черт приходится перенимать ради победы. А потом — гляньте! — триумфатор как две капли воды схож с прежними угнетателями.