|
— С кем говоришь, сукин сын? Я — София Севазмиу. Нет, падать на колени не обязательно, хотя я вижу, что они подогнулись сами. Ладно, видишь, револьвер я убрала, можешь попытаться удержаться на своих двоих, если, конечно, хочешь. Итак, первая твоя ошибка, ее ты уже понял, сукин сын. Убить мы тебя еще как смеем. Но есть и вторая ошибка. Ты — никакой не имам мечети Аль Франкони. — Нет, я имам, я имам мечти Аль Франкони, вот мои свидетели! Это в самом деле я! Кто бы посмел выдавать себя за такое важное лицо, за человека, которого можно обменять, выгодно обменять на… — Заткнись покуда и послушай. — София зачем то дунула в ствол револьвера. — Ты не имам мечети Аль Франкони потому, что с этого дня никакой мечети Аль Франкони больше не существует. Ты всего лишь безработный имамишка. — …Что?!. Как?!. — Глаза Мовсара Али полезли на лоб, челюсть отвисла. Казалось, он видит перед собой гремящее костями привидение, хотя на самом деле он смотрел на отца Лотара в его черной сутане. — Да, именно так, именно этим самым образом. С этого дня и навсегда это снова собор Нотр Дам. — А тут уже ошиблась ты, женщина! — Как ни странно, Мовсару Али, казалось, надоело наконец трусить, именно сейчас, когда причина стала как никогда основательной. Он не мог одолеть своего страха, но, по крайней мере теперь, он пытался бороться с ним, то одерживая верх, то проигрывая вновь. — Ты очень ошиблась сама! Пусть вы продержитесь здесь, на острове, неделю, ну пусть это будет даже месяц! Вокруг — шариатская Франция! Неужто ты думаешь, что вашему осиному гнезду так и позволят здесь быть? Воистину, у женщин нет мозгов, но нет мозгов и у тех, кто слушает женщину! Что вы все тут затеяли? Вас выкурят отсюда, непременно выкурят! И это здание вновь станет мечетью Аль Франкони, иначе и быть не может! — Еще как может. — София сунула револьвер в карман. — Нотр Дам никогда больше не станет мечетью. А вот каким образом это осуществимо, тебе пока рано знать. Таким образом, если ты, конечно, сам не лопнешь от попыток въехать в суть дела, твое время помирать не пришло. Мы тебя отпускаем. — …Отпускаете? — Имам отчего то позеленел, качнулся на вновь подогнувшихся ногах. — Да. Тебя, со всей твоей кодлой, в смысле свитой, сопроводят до баррикад и выпустят. Вы принесете им интересную новость. Все должны знать, что никакой мечети больше нет. Что здесь служится святая месса. Что крест победил полумесяц. София сделала небрежный знак рукой. Три макисара повели пленников к выходу. Имам шел покачиваясь. С одной стороны его поддерживала под руку одна из жен, с другой — один из юнцов. — Ступай ступай! — Эжен Оливье ободряюще кивнул замешкавшейся женщине с ребенком, указал рукой вслед уводимым. Видимо, она плохо понимала лингва франка или же была слишком перепугана. — Никто не тронет, можешь уходить с остальными. — Послушайте… кафиры… — Женщина говорила на лингва франка с каким то непонятным акцентом. — А я могу… Я могу не уходить? Вы ведь не станете нас убивать? Я слышала, вы не убиваете детей и женщин. Мне это не один человек говорил, многие. Больше я о вас, ну, о кафирах, ничего почти и не знаю, я не училась, даже не умею читать. Но зато я могу на вас работать, я умею делать очень много всякой работы, которую делает прислуга. Клянусь, я хорошая работница! — Но зачем тебе это надо? — еле выговорил от изумления Эжен Оливье. — Ты ведь младшая жена имама, так? Женщина вздрогнула всем телом. — Да… — Вот что, детка, — голос Софии прозвучал неожиданно ласково. — Сними ка для начала эту тряпку. Молодая женщина испуганно отпрянула было, судорожно и громко вздохнула, а затем резко, словно боясь передумать, сорвала паранджу. Она оказалась не просто молодой, но совсем уж юной, тонкой, голубоглазой, со светлыми ресницами и почти бесцветными волосами. |
