|
Вы, конечно, слишком тактичны, чтобы сказать, такое, мол, со многими случается после семидесяти лет. Но разуверьтесь, если так. Я ведь всю жизнь иду со смертью под руку, нет, спасение собственной души мне по прежнему довольно безразлично. — София поднялась и, скрывая волнение, начала стремительно мерить шагами маленькое помещение. Отец Лотар в который раз подивился тому, как юна ее порывистая походка. — Поймите, у таких старых солдат, как я, есть особое чутье. Я, быть может, думаю сейчас о вопросах веры больше, чем за всю предыдущую жизнь, единственно потому, что что то чую… Мне это для чего то нужно, вернее нет, скоро будет нужно, причем в самом конкретном смысле… Глупости болтаю, как можете понять Вы, если я толком не понимаю сама. — Софи… мне не важна причина, — священник в свою очередь поднялся, и они стояли друг против друга в странном внутреннем напряжении, словно два дуэлянта. — Я рад, что к Вам приходят эти мысли потому, что Вам вправду есть о чем задуматься. — Право? — Женщина усмехнулась. — Вам не приходит в голову, Софи, что наличествует некоторый логический сбой? Смотрите, как все выглядит с Вашей стороны. Вы — по прежнему материалистка, не думайте, я не обольщаюсь фактом наших бесед. Итак, Вы — материалистка. Я — идеалист, мистик, чем бы Вы там меня ни называли про себя, прежде всего человек, витающий в заоблачных абстракциях. — Допустим, — женщина выбила из небрежно надорванной пачки новую папиросу. Она улыбалась. — Но отчего же, в таком случае, из нас двоих я имею практическую цель, а Вы — нет? Я давно хотел об этом сказать, честно говоря, боялся. — Господи, какой же Вы еще мальчик, Лотар. Неужели Вы думаете, что существуют такие слова, которые могли бы меня сломать? Говорите. — Сколь бы иллюзорной ни казалась Вам моя цель, но она существует, она реальна, и, еще раз повторю, она имеет практическое свойство. Литургия должна быть. Покуда есть хоть один священник, хоть одна капля виноградного вина и хоть одна горсть пшеничной муки. Ради этого мы гибнем, ради этого идем на мучения. Но у вас, у всего Сопротивления, цели нет. Война не может быть целью, она может быть только средством. Но Вы не можете не понимать, что Европу уже не отвоюешь. Война, которую ведет Сопротивление, уже не одно десятилетие проиграна, проиграна полностью. — Это правда, отец. Как видите, жестокие истины не заставляют меня рвать на себе волосы. — У вас есть разветвленная конспиративная сеть, есть центры подготовки, есть каналы доставки боеприпасов. Есть, я так полагаю, банковские счета за пределами Еврабии, не за красивые глаза же китайцы поставляют солдатам Маки свою пиротехнику. Но цели, цели у Маки нет! Война ради войны, и только. И на ней гибнут сотни людей. Этот мальчишка сегодня рисковал своей юной жизнью ради того, чтобы стало меньше всего лишь одним мусульманским мерзавцем. Но в конце концов счета истощатся, истощатся запасы военных складов, убежища будут раскрыты, последний из вас будет казнен. Мусульмане победят окончательно. — В конце концов виноградники вырубят, убежища будут раскрыты, последний Миссал будет уничтожен, последнего священника убьют. Мусульмане победят окончательно. — В глазах Софии словно плясал веселый черный огонек. — А вот и ничего подобного! — Серые глаза священника смеялись в ответ. — Когда прекратится Литургия, наступит Скончание Дней. И не победят они, а полетят кувырком в пекло. Это вас, по вашей логике, они переживут, а нас, по нашей, — нет! — Ух, какая бездна католической гордыни! Вы еще мне скажите, что в Польше служат не традиционную мессу, а православная Россия с Афоном вовсе не в счет! — Я не дерзну говорить ничего подобного, и Вы это знаете. В наши довольно таки последние времена каждый отвечает за себя. Я не в России и не в Польше. |
