|
– Затем служанка показала Хисвет окровавленную ладонь и мягко сказала: – Это уже второй раз, дорогая госпожа. – Тебя наградят, – ответила Хисвет и поджала губы. – А за то, что ты помогла шпиону сбежать – и не вмешалась, когда он меня насиловал! – тебя будут пороть кнутами до тех пор, пока ты не перестанешь визжать, но это – завтра. – Завтра – с превеликим удовольствием, – ответила Фрикс, и в ее веселом голоске послышалась строптивая нотка. – Но сегодня ночью нужно проделать кое какую работу, в Голубых палатах дворца Глипкерио. И проделать ее предстоит нам троим. Причем, насколько я понимаю, прямо сейчас, сударь, – повернувшись к Хисвину, почтительно добавила она. – Это верно, – вздрогнув, согласился Хисвин. Он трижды перевел взгляд с дочери на служанку и обратно, потом пожал плечами и сказал: – Пошли. – Как ты можешь им верить? – удивился Скви. – Приходится, – ответил Хисвин. – Раз я должен манипулировать Глипкерио, без них мне не обойтись. Ты же тем временем займешь место верховного главнокомандующего за столом Совета. Ты будешь нужен Сиссу. Пошли! – повторил он, обращаясь к девушкам. Фрикс нажала на медальоны. Вторая картина поползла к потолку, и все трое стали подниматься по лестнице. Оставшись в одиночестве, Скви принялся мерить шагами спальню, опустив гудящую от злости голову, автоматически перешагивая через труп гигантского стражника и обходя все еще корчащегося скорпиона. Наконец он остановился и поднял взгляд на туалетный столик, заставленный белыми и черными флаконами с волшебным снадобьем. Походкой сомнамбулы, или крысы, бредущей на задних лапах по колено в воде, он медленно приблизился к столику. Какое то время он бесцельно переставлял флаконы с места на место. Затем вслух проговорил: – Ну почему можно быть мудрым, повелевать толпами, беспрестанно бороться, иметь блестящий, словно бриллиант, разум и оставаться при этом крошечным, как тарпан, и слепым, как гусеница? Очевидное лежит прямо перед нашими зубатыми мордами, а мы его не замечаем – и все потому, что мы, крысы, свыклись с собственной ничтожностью, убедили сами себя в том, что мы незначительны и не можем вырваться из своих тесных туннелей тюрем, не способны выскочить из неглубокой, но губительной колеи, которая может привести нас лишь к куче вонючих отбросов или в узкий погребальный склеп. Он поднял взор своих холодных, как ледышки, глаз и сурово посмотрел на свое серебристое мохнатое отражение в серебряном зеркале. – При всем своем величии, Скви, – сказал он себе, – ты всю свою крысиную жизнь занимался всякой ерундой. И теперь, Скви, ты должен решиться на серьезный шаг! С жаром отдав себе это распоряжение, он взял один из белых флаконов и сунул в кошель, немного поколебался, сгреб в кошель все остальные белые флаконы, еще поколебался, пожал плечами, с язвительной ухмылкой сгреб туда же и черные флаконы и поспешно вышел из спальни. Скорпион на фиолетовом ковре все еще слабо подергивал лапками. 14 Освещаемый низкой луной, Фафхрд быстро карабкался вверх по высокой Болотной стене Ланкмара в том ее месте, где его высадил Шильба, то есть примерно в полете стрелы от Болотной заставы. «У ворот ты можешь наскочить на своих черных преследователей», – предупредил Шильба. Фафхрд сильно в этом сомневался. Правда, черные всадники неслись как ветер, однако хижина Шильбы летела по болотной траве, словно компактный приземистый ураган, и явно должна была оставить их далеко позади. Но подкреплять чем либо свои слова Шильба не стал. Он и его коллега Нингобль были прежде всего торговцами и обладали даром убеждения, хотя Нингобль сбивал клиента с ног потоком слов, а Шильба воздействовал с помощью многозначительных умолчаний. Вот эксцентричный болотный чародей и хранил молчание – если не считать упомянутого предупреждения – на протяжении всего пути, состоявшего исключительно из качки, болтанки и прыжков, от которых желудок Фафхрда не оправился до сих пор. |
