— У меня супруга выросла в Подмосковье, а затем переехала в Литву, — продолжал Абасов, — до девяносто первого года они жили в Подольске, потом переехали в Литву. Она вернулась в Москву только в девяносто девятом, через восемь лет.

— Значит, ваша нынешняя супруга Алдона и Паушкин были знакомы?

— Они вместе учились, — подтвердил Абасов, — и он… он… я не могу больше говорить, — он с такой силой сжал свои кулаки, что они захрустели.

— Я вас слушаю, — Дронго подумал, что версия начинает вырисовываться.

— Ей было шестнадцать, — выдохнул Абасов, — и он был… он был ее первым мужчиной…

— В шестнадцать лет. Они были еще совсем детьми.

— Но вы понимаете, как я должен был на это реагировать. Они увиделись потом в нашем центральном офисе, когда Паушкин приезжал сюда из нашего подмосковного филиала. И сразу узнали друг друга. Она мне о нем рассказала.

— Она говорила, что он был ее первым мужчиной?

— Конечно, говорила. Еще до того, как мы с ней стали встречаться. Она ведь провела восемь лет в Литве. Там совсем другие нравы. Она не скрывала, что у нее были мужчины до встречи со мной.

— Вы должны были понимать, что у тридцатилетней женщины наверняка были мужчины до вас.

— Я это понимал. Она даже встречалась одно время с известным актером. Мы оба были уже не подростками. Ей было около тридцати, а мне больше сорока. Но первый мужчина… Говорят, что женщина всегда помнит своего первого мужчину. Запоминает на всю жизнь. Есть даже такая теория, что все зависит от первого мужчины. Каким он будет в постели. Нежным или грубым, ласковым или нетерпеливым. Женщина запоминает это на всю жизнь. И когда Паушкина перевели к нам в центральный офис, я буквально потерял голову. Хотя Алдона у нас уже не работала. Но они словно нарочно иногда случайно встречались на разных приемах или корпоративных вечеринках.

— Вы считаете, что она вам изменяла?

— Не знаю. У меня не было доказательств. Понимаете, мне было очень трудно. Хотя я больше четверти века живу в Москве. Но у меня очевидно сохранился менталитет южанина. Для меня жена — это нечто святое. Для Замиры я был единственным мужчиной. Первым и единственным.

— Хотя она не была для вас единственной женщиной, — заметил Дронго, — это наше типичное южное лицемерие. Мужчине позволено все, женщине — ничего.

— Да, — кивнул Абасов, — как у нас обычно говорят. Один мужчина для женщины — это очень много, а двое — это уже мало. Я не знаю, какие у них были отношения. Но неожиданно я начал получать сигналы об их возможных встречах. Мне звонили на мобильный и сообщали, что они встречаются. Тайно встречаются. Я стал нервным, начал срываться. Ездил за город проверять эти сообщения. Два раза заставал жену одну за городом и устраивал безобразные сцены. Алдона плакала. Я даже думал нанять частных агентов, чтобы следили за ними. И наконец решился обратиться в одну контору. Они выследили Паушкина, который снял номер в «Марриоте» и позвонили мне, сообщив, где именно он находится. Вот тогда я уже не выдержал. Поехал туда и ворвался в номер, чтобы найти Алдону. Ее там не было. На столе лежал нож. Сначала мы просто спорили, и он все отрицал. Я пришел в бешенство, к этому времени у меня уже были некоторые доказательства их связи. Когда он стал отрицать, я схватил нож, лежавший на столе, и начал его бить… Что было потом, вы знаете…

— Типичное убийство в состояние аффекта, — пробормотал Дронго, — почему вы не рассказали об этом следователю?

— Неужели вы ничего не поняли? — поморщился Абасов.