— Вы сегодня утром были на лекции, посвященной творчеству Хемингуэя? — Кивком головы он указал на книгу.

И когда Энни ответила утвердительно, продолжил:

— Боюсь, я еще не помню всех своих студентов в лицо, не говоря уже об именах.

— Меня зовут Энни Менин.

Его кожа была оливковой и гладкой, а глаза — словно бездонные колодцы, наполненные печалью. У Юэна были полные, как у женщины, губы. Энни подыскивала слова, чтобы случайно не воскресить в его памяти тяжелые воспоминания.

— Как вы устроились в Ливерпуле?

— Неплохо. Это очень оживленное местечко, работы невпроворот. — Он доел свой сэндвич. — А что вы думаете о книге?

— Она прелестна! — восторженно сказала Энни. И тут же закусила губу. Наверное, слово «прелестна» было не совсем то, что следовало бы использовать в разговоре с преподавателем университета. — Я раньше очень мало читала, поскольку была занята воспитанием детей. После смерти мужа свободного времени заметно поубавилось. Никогда бы не подумала, что книги, написанные столь авторитетными авторами, могут быть такими… такими интересными! Я считала, что они будут выше моего понимания, — несколько сбивчиво закончила она свою мысль.

Лицо Юэна Кэмпбелла озарилось очаровательной нежной улыбкой.

— Это хорошо. Вот погодите, скоро мы начнем изучать творчество Скотта Фитцджеральда, он понравится вам еще больше.

Энни вздохнула.

— Жду не дождусь.

Бизнесмены уже ушли. Бинни Эпплби вернулась на свое место и, увидев собеседника Энни, подмигнула ей.

— Расскажите все о Париже, — потребовала она.

Юэн поморщился, словно от боли.

— Это просто невозможно. Вы должны увидеть его собственными глазами.

— Мы с Энни подумываем как-нибудь съездить туда.

— Надеюсь, вы прекрасно проведете время, — сухо сказал Юэн.

Он допил остатки своего напитка и резко встал из-за стола.

Бинни выглядела обиженной.

— Должно быть, от меня воняет потом! А тебе, я вижу, удалось завоевать его расположение.

— Не говори глупостей, — раздраженно сказала Энни. — Сейчас он меньше всего склонен думать о женщинах. Да и потом, мне в этом году исполняется сорок четыре года, а ему сколько — двадцать девять или тридцать?

— Молодые любовники нынче пользуются большим спросом. Я бы не отказалась от двадцатидевятилетнего юнца, тем более от такого красавчика, как Юэн.

— А я не понимаю подобных отношений. Это все не для меня.

Единственный молодой человек, который интересовал Энни, — это ее сын.

Открытка от Дэниела, как обычно, пришла в июле, спустя несколько дней после его дня рождения. Ему исполнилось двадцать лет. В ней были все те же три слова: «Думаю о тебе, мама». Энни в ярости разорвала надвое кусок бумаги со шведской маркой. «Какого черта он делает в Швеции? Чем я заслужила такое отношение? Разве он не понимает, что причиняет мне невыносимую боль?»

Через несколько дней позвонила Сара. Она умоляла мать приехать в Австралию летом.

Энни была непреклонна.

— Не могу, милая. Я еду на остров Уайт вместе с Сильвией, Сиси и девочками, а затем планирую какое-то время погостить у твоей тетушки Мари в Лондоне.

— Ты просто не хочешь меня видеть, вот и все, — угрюмо сказала Сара. — Ты отвернулась от собственной дочери.

— Милая, да разве я могла бы это сделать? Обещаю, что приеду, как только получу диплом, и останусь на целых три месяца, а если захочешь, — на шесть.

— Но ведь придется ждать еще два года! — запричитала Сара.