Он снова усмехнулся.
— Будет сделано, мэм.
Энни наблюдала в окно, как Бен направляется в сторону старенькой машины марки «кортина» с кузовом «универсал». У него была походка очень уверенного в себе человека, который прекрасно знал себе цену. Вернувшись, он принес три холста без рамок.
— Ну и что вы думаете?
Первая картина была абсолютно черной. Лишь внимательно приглядевшись, можно было рассмотреть фигуры четырех шахтеров, работающих в недрах земли. Раздетые по пояс, они рубили киркой залежи угля. Краска была нанесена толстым масляным слоем, размашистыми мазками. Вблизи были хорошо видны налившиеся от напряжения мускулы, выступившие капли пота, усталые глаза. Все выглядело настолько реалистично, что Энни показалось, будто она ощутила едкий запах угля.
Бен Уэйнрайт поставил полотно на пол и взял следующее, с изображением здания на закате дня и мрачного колеса, застывшего на фоне хмурого красного неба, залитого багряно-зелеными тонами.
А на последнем полотне была изображена дюжина шахтеров, в конце рабочей смены покидающих шахту. Глаза на перепачканных углем лицах горели неестественным блеском. В этом было что-то радостное и свободное, было ощущение, что эти люди счастливы оттого, что после трудного дня вернутся домой, к своим семьям.
— Картины прекрасны, но я не представляю, кто из моих клиентов захочет их приобрести.
Бен изумленно посмотрел на нее.
— Но они не должны производить такое впечатление!
— Ну а что вы ожидали от меня услышать? — резко сказала Энни. — Что они ужасные?
— Я бы скорее предпочел «ужасные», чем «прекрасные».
— В таком случае я не думаю, что мои клиенты захотят купить эти ужасные картины.
— Полагаю, они предпочитают эту муру! — Художник указал на стены.
— Откровенно говоря, да. Мы продаем эти полотна по нескольку штук в неделю.
— Ха! Ну, извините, что потревожил вас. — Он поднял с пола свои холсты.
— Одну минутку, — сказала Энни. — Я не прочь приобрести одну картину для себя, если, конечно, она не слишком дорого стоит.
Остановившись, Бен взглянул на нее с изумленным выражением, застывшим на его грубом лице.
— Вы, вероятно, поступаете так из деликатности.
— Вообще-то вы не похожи на человека, который способен оценить деликатность. Нет, просто она мне нравится, но все зависит от цены.
— Семьдесят пять фунтов. — Бен вызывающе посмотрел на нее. — Для оригинала это дешево.
— Я знаю. — Одна акварель стоила двадцать пять фунтов. — Чек вас устроит?
Сев за письменный стол, Энни вынула из сумочки чековую книжку и очки.
— Вы зарабатываете на жизнь тем, что рисуете картины?
Лениво облокотившись на стену, Бен отрицательно покачал головой. Энни вдруг ощутила обаяние его мужественности, и ее пальцы немного задрожали, когда она писала его имя.
— Нет, — сказал он. — Я раздаю множество своих полотен — в клубы шахтеров, профсоюзам. Терпеть не могу художников, которые рисуют только для себя. Мне есть что сказать о жизни рабочего человека, и я хочу, чтобы об этом узнали все. Я постоянно ищу места, где можно было бы выставить свои картины.
— В таком случае вы, должно быть, шахтер.
— Был когда-то. Но потом мой отец и его братья умерли от фиброза легких. Я не хотел, чтобы мои сыновья видели, как я уйду на тот свет таким же образом. Я бросил эту работу много лет назад. Теперь вот рисую, когда у меня есть такая возможность, а на жизнь зарабатываю, работая водопроводчиком. |