– Вы имеете в виду мистера Морриса и приспешников этого фабианца Уэбба? – удивленно расширив глаза, уточнила миссис Ланкастер с улыбкой, граничившей с ироничной усмешкой. – Скажите честно, милочка, вы сами видели когда-нибудь мистера Уэбба? Говорят, что он весь какой-то недоразвитый, просто тощий недоросток!

Ответом ей послужили легкие усмешки дам, как робкие, так и довольные.

– Зато у его супруги всего хватает с избытком, – быстро вставила одна из собеседниц, – к тому же у нее весьма родовитые предки.

– Да, она еще сочиняет детские сказочки про ежей и кроликов, – закончила за нее миссис Ланкастер.

– Какое подходящее занятие! Если хотите знать мое мнение, то вся эта социалистическая идея принадлежит кролику Питу и миссис Тигги-Винкль, – рассмеявшись, заявила леди Уорден.

– А по-моему, тут нет ничего смешного! – возразила Роуз, не скрывая глубокого волнения. – Тот факт, что некоторые личности имеют несколько причудливую внешность, не должен мешать нам заметить ценности их идей или, что более важно, оценить опасность, которую эти идеи могут представлять для нашей реальной власти. Нам нельзя игнорировать их; более того, следует привлечь таких людей в союзники.

– Но они не пожелают союза с нами, милочка, – разумно заметила миссис Ланкастер. – Их идеи непрактично экстремальны. Они стремятся к созданию реально действующей Лейбористской партии.

Разговор свернул на конкретные реформы и сроки – или хотя бы попытки – их возможного осуществления. Эмили присоединилась с обсуждению, но именно Роуз Серраколд, выдвигавшая самые возмутительные предположения, вызывала больше всего смеха. Никто, и особенно миссис Рэдли, не мог толком понять, что же скрывается под остроумными и проницательными, волнующими и эксцентричными замечаниями этой дамы.

– Вы думаете, я шучу, не так ли? – спросила она Эмили, когда остальная компания разделилась на парочки.

– Нет, ничуть, – ответила та, повернувшись спиной к ближайшим дамам. Внезапно она поняла это с полной уверенностью и добавила: – Но, по-моему, вы поступили весьма благоразумно, позволив остальным думать именно так. Мы определенно находимся на той стадии понимания фабианства, когда нам хочется считать их забавными, но уже появляются первые подозрения того, что в итоге эти насмешки могут обернуться скорее против нас, чем пойти нам на пользу.

Роуз подалась вперед, и ее красивое напряженное лицо вдруг потеряло все легкомыслие.

– Именно поэтому, Эмили, мы должны прислушаться к ним и перенять по крайней мере лучшие из их идей… более того, большинство их идей. Грядут реформы, и нам необходимо быть в авангарде борьбы за них. Избирательное право должно распространяться на всех совершеннолетних, как на богатых, так и на бедных, а со временем также и на женщин. – Ее брови взлетели вверх. – Не смотрите же на меня с таким ужасом! Так должно быть. Каким путем должна развиваться наша Империя… впрочем, это уже другой вопрос. И неважно, что говорит мистер Гладстон, – нам надо добиться принятия закона о том, чтобы в любых сферах деятельности рабочий день не превышал восьми часов, чтобы ни один наниматель не мог заставить человека трудиться дольше.

– В том числе и женщину? – с любопытством поинтересовалась миссис Рэдли.

– Естественно! – мгновенно воскликнула ее собеседница, невольно ответив на неуместный вопрос.

Эмили прикинулась невинной овечкой:

– И если вы попросите свою служанку принести вам чай после этих восьми часов, то с удовольствием услышите в ответ, что она свои восемь часов отработала и свободна, поэтому за чаем вам придется сходить самой?

– Туше́! – Роуз побеждено склонила голову, раскрасневшись от досады.