Уважаемый сэр,

Я пишу к вам в некотором потрясении, поскольку всю жизнь поддерживал Либеральную партию и все то, что она делала для нашего народа и, косвенно, для всего мира. Я восхищался либералами и одобрял предлагаемые ими реформы и принимаемые законы.

Однако, проживая в избирательном округе Южного Ламбета, я с нарастающей тревогой слушал выступление мистера Обри Серраколда, кандидата от либералов. Игнорируя былые либеральные ценности и разумные и просвещенные реформы, он, скорее, призывал к преобразованиям истерического социализма, которые способны уничтожить все наши прежние великие достижения в безумном и болезненном стремлении к переменам, возможно, благонамеренным, но неизбежно малоуспешным, а в силу их несвоевременности они обойдутся нам слишком дорого, подорвав в итоге всю нашу экономику.

Я призываю всех избирателей, обычно поддерживавших либералов, обратить особое внимание на слова мистера Серраколда и подумать, пусть даже с сожалением, стоит ли им поддерживать его; ведь если мы поддержим такие предложения, то всем нам, возможно, будет уготован гибельный путь.

Социальные реформы основаны на стремлении к идеалу и поддерживаются каждым честным человеком, но их следует проводить мудро, постепенно, со знанием дела внедряя в жизнь без ущерба для нашего общества. Если же проводить их поспешно, потакая возбужденным амбициям совершенно неопытного и, как видно, мало смыслящего в делах человека, то они приведут к разорению и несчастьям обширного большинства нашего народа, который заслуживает лучшего.

О чем и сообщаю вам с глубочайшей печалью,

Питт так долго взирал на это напечатанное письмо, что чай его успел совсем остыть. Вот и первый открытый удар по Серраколду, решительный и серьезный. Он мог повредить его предвыборной кампании.

Не оживился ли «Узкий круг», вступив в настоящую схватку?

Окончательно отложив утренние газеты, Томас просидел в задумчивости еще несколько минут, осознавая, насколько серьезно следует отнестись к этой публикации. Кто такой Кингсли? Много ли народа прислушается к его мнению? И еще более важно, случайно ли он отправил свое письмо или это начало некой враждебной кампании в прессе?

Полицейский еще не пришел к заключению, стоит ли разузнать побольше об этом Кингсли, когда услышал звонок в дверь. Глянув на кухонные часы, он осознал, что уже десятый час. Должно быть, миссис Броди забыла ключи. Томас встал, досадуя на нежданную помеху, хотя он с благодарностью относился к ее работе, и пошел к двери под все более настойчивый трезвон.

Но на крыльце стояла вовсе не миссис Броди, а молодой человек в коричневом костюме с зализанными назад волосами и взволнованным выражением лица.

– Доброе утро, сэр, – вытягивая руки по швам, решительно произнес он. – Сержант Гренвилл, сэр…

– Если Наррэуэй хочет сообщить мне о критическом письме в «Таймс», то я уже ознакомился с ним, – довольно резко сказал Питт. – Как и в другой прессе вроде «Спектейтора», «Мейл» и «Иллюстрейтед Лондон ньюс».

– Нет, сэр, – озабоченно нахмурившись, ответил сержант, – дело связано с убийством.

– Что? – Сначала Томас подумал, что ослышался.

– Убийство, сэр, – повторил его коллега. – На Саутгемптон-роу.

Питт испытал острейшее сожаление, почти физическую боль, сменившуюся приступом ненависти к Войси и всему «Узкому кругу» за свое увольнение с Боу-стрит, где он занимался понятными, пусть даже при этом и чудовищными преступлениями, в которых благодаря мастерству и опыту ему почти всегда удавалось разобраться. Он преуспел в детективной работе, ставшей в итоге его призванием. Получив перевод в Специальную службу, Томас испытывал серьезные трудности, сознавая, что происходит, и не имея власти ничему помешать.