— А не ждет ли нас впереди засада? — поинтересовалась Рэд.

— Вряд ли. — Макс оглянулся.

Грузовик тихо катился вслед им, Ежа с Бесом уже след простыл. Птицы над видневшимися верхушками еще одной посадки мелькали черными точками.

— Почему так думаешь?

Мэдмакс даже удивился.

— Ты разве не имела с ними дел?

— Я же с Камня, — Рэд усмехнулась, — у нас там своих бандитов хватает, а вот степняков не имеется. Вогулы да остяки ребята серьезные, зря не балуются, да и нужны Парме. Таких следопытов с охотниками днем с огнем не сыщешь, как не старайся. Мы с ними особо никогда не воевали.

— Ясно. — Макс кивнул вперед. — Снова деревья и все спокойно, значит, не тревожатся. Была бы засада, то не тащились, а гнали бы нас вперед, чтобы взять с нахрапа и пока не опомнились. У них одна проблема — огнестрела нет, либо очень мало. Порох и свинец со сталью им не продают, остается только грабить. Если купца поймают на такой торговле, устраивают фейерверк.

— Это как?!

— Набивают сволочь порохом с двух сторон, так, чтобы не помер и поджигают прилюдно. Очень способствует распространению законопослушности.

— Действительно, — Рэд уважительно кивнула, — у нас мародеров на кол сажают, тоже прилюдно.

— Не у нас, — поправил ее Мэдмакс, — а на родине. Теперь ты наша и с нами.

— Как скажешь, — Рэд кивнула, — так они лезут с железками и стрелами?

— Да с чем они только не лезут, — проворчал Макс, — сраный Дикий Запад и закон фронтира.

— Само собой, что фронтира, — резонно сказала Рэд, — мы ж в нем и живем. Или на нем?

— На чем?

— На Фронтире. — Она уставилась на него. — Так называют эти вот ваш… наши чигири у Камня. Фронтир.

— Надо же, — Макс даже удивился, — ни разу не слышал. Спасибо.

Стоило поторопиться, чем они и занялись. Киберкони мерно выбивали рысь по грунтовке, справа-слева снова появились деревья и кустарник, степь, желтевшая выжженными проплешинами, разлеглась со всех сторон. Чуть дальше она резко закончится, Мэдмакс это помнил хорошо, закончится, уступив место густым деревьям и, тут да там, торчащим скалам, прячущим родину народа башкорт. Но пока степь царила повсюду, по-летнему жарко дыша в лицо.

Степь, седое, со стальным отливом, колыхающееся море, лежавшее вокруг, было спокойно и прекрасно. Густые светлые метелки ковыля, маленькие и пушистые головки типчака, изредка прореживаемые чертополохом и желтыми цветами шалфея. Запах трав, густой и обволакивающий, чуть сладковатый, с еле заметной горькой примесью полыни. Здесь, на юго-востоке, степь взяла свое. За последние сто лет никто не стремился вогнать лемех плуга в жирные, разваливающиеся под сталью ножа черноземы зеленовато-стального живого моря. Люди не могли себе позволить распахивать ее так, как раньше. И степь забрала назад все, положенное ей, принадлежащее по праву и отнятое людьми в прошлом. Обманчиво мирная, тихая и спокойная степь.

Солнце перевалило зенит. Трава, волнуясь под ветром, блестела своей, до конца не выгоревшей, стальной зеленью. Лишь кое-где травяное море пятнали яркие краски разнотравья. Пушистые метелки ковыля, густо торчавшего повсюду, дрожали под порывами, дующими с севера. На степь накатывала осень, но пока солнце, торчавшее ярко раскаленным гривенником на бездонном небе, жарило изо всех сил.