|
Опять Акимыч заговорил о том, что знают все, но обычно вслух не говорят. Не потому, что это страшная тайна… А потому, что говорить об этом неприятно, нехорошо… О том, как появляются хищники-людоеды, говорено и написано много. Ученые справедливо вывели закономерности, объяснили все природные механизмы: тут и старый, больной зверь, позарившийся на легкую добычу. Тут и самка, которая кормит детей человечиной, с детства приучает их быть людоедами. И вырубка леса, когда звери лишаются привычной пищи. Не пишут и не говорят об одной малости… что человечина вкуснее — она сладкая. Для больших кошек, тигров и львов, это не имеет особого значения — они к сладкому равнодушны, им все равно. Вот леопарды любят сладкое, им нравится. Это хорошо знали, кстати говоря, некоторые индусские магараджи, готовившие боевых леопардов в своих зверинцах.
Ну, а медведь — животное всеядное, и дрессировщики прекрасно умеют заставлять делать любые трюки медвежат, приманивая сахаром зверенышей. И взрослый медведь, попробовавший человека, хочет получить именно этой еды… Охотники все это знали, естественно. Красиво же все свел Акимыч, и свел верно, убедительно, крыть нечем. Помолчали, не глядя друг на друга. Видать и правда, изменились медведи за последние десять лет; не только поумнели, а выходит — сами мы наделали из них самых заклятых людоедов. В молчании, под сопение дующего чай Акимыча, прозвучало: — Ну и что думаешь делать, Акимыч? Ага, и Кольша признал правоту старика… Совета спрашивает. Хорошо! Можно уже что-то делать. — Я так понимаю — защищать нас никто не придет. Что, из города войска пришлют? Тут опять раздался взрыв дружного смеха, хоть на этот раз потише первого случая. Не заливистый хохот, а скорее невеселое «хе-хе…». Потому что понимали охотники — даже если спустятся с неба инопланетяне и начнут пить человеческую кровь по лесным деревушкам и городкам в Саянах, никто в Красноярске и не почешется. Тем более из-за медведей… да и не поймет никто в городах, что происходит с медведями. Товстолес и Михалыч не в счет, такие редки, и таких власти не слушают, властям ведь главное — самим наворовать. Все это понимали охотники, признавая и принимая простой беспощадный закон — рассчитывать им только на себя. — А коли защищать никто не будет, то выходит — самим защищаться, я это так понимаю. Вот и подошел Акимыч к главному. Правильно подошел, убедительно. — То есть мы так понимаем, надо мобилизацию объявлять? Ага. Володька сказал «мы»! Значит, и правда готовы. И Акимыч веско завершает: — Мобилизацию мне вести никто не поручал, и вам тоже не поручит. Поднимать людей надо на добровольной основе. Нас, охотников, сколько в деревне? Двенадцать? Во-от, уже сила. Да мужиков с ружьями сколько? — Если с нерегистрированными стволами, то считай, почти все, — это Володька. — А нам сейчас все равно, законные стволы или незаконные… Они стволы, это главное. Выходит, больше сотни стволов, верно? — Все не пойдут… — Всех и не надо. Двадцать пойдут — хорошо! Нам главное пример подать… Показать, что делаем, что лес очищаем. Остальные посмотрят — и тоже за нами пойдут! И Акимыч завершает так же понятно, продуманно, как и всю эту речь: — Я так думаю, сельский сход собирать надо. Так прямо и собирать: мол, охотничья ячейка собирает. — В смысле, Общество охотников и рыболовов? — Ты у нас председатель, Андрюха, ты лучше все изобразишь. Если согласен — ты и делай, созывай. Хитрый все же человек Акимыч! Никак не мог бы сказать после этого разговора Андрюха, сиречь Андрей Сперанский, что он не согласен с остальными. Значит, пойдет собирать… И тут замычал Федор Тихий. |
