|
.. - Все такой же неприступный? - Он уже начинает страдать жаждой, да так, что слюнки текут... Думаю, он дорого дал бы за кружку пива или коктейль... - Получит, когда расколется. Ну, пока... Он вернулся к Лоньону и обнаружил, что тот, пристроившись за мраморным столиком кафе, уже составляет на фирменном бланке "Маньер" прошение об отставке, выводя буквы красивым и четким почерком старшего сержанта. Глава 3 СЛИШКОМ СПОКОЙНАЯ ЖИЛИЧКА И ГОСПОДИН, РОДИВШИЙСЯ ОТНЮДЬ НЕ ВЧЕРА Допрос Коммодора продолжался восемнадцать часов, прерываемый телефонными звонками в Скотленд-Ярд, в Амстердам, Базель и даже в Вену. Кабинет Мегрэ, заставленный пустыми стаканами и тарелками из-под сандвичей, с полом, усыпанным пеплом от трубочного табака, с разбросанными повсюду бумагами, напоминал теперь солдатскую караулку. На рубашке комиссара, хоть он и скинул пиджак с самого начала, расползались под мышками широкие полукружья пота. Поначалу он обращался со своим именитым клиентом по-джентльменски. К концу он уже тыкал ему, как обыкновенному карманнику или своему подчиненному: - Слушай, старик... Между нами, ты ведь хорошо знаешь... Его совершенно не интересовало то, чем он сейчас занимался. И может быть, именно поэтому ему таки удалось дожать мошенника, отличавшегося завидным упрямством. Тот просто ничего не понимал, глядя, как комиссар с увлечением отвечает на телефонные звонки или звонит сам, обсуждая дела, которые не имели к нему никакого отношения. И все это время делом, к которому рвалось сердце Мегрэ, занимался Лоньон. - Понимаете, старина, - сказал он ему еще в "Маньере", - чтобы распутать эту историю, необходим человек, живущий здесь же, в этом квартале, то есть такой человек, как вы... Вы лучше кого бы то ни было знаете и местных жителей, и местные особенности... Если я и позволил себе... Это был бальзам. Целебная мазь. Много-много целебной мази, призванной исцелить раны, нанесенные самолюбию инспектора Недотепы. - Голдфингера убили, верно? - Раз вы говорите... - И вы тоже так думаете... Это одно из самых изящных преступлений за все время моей работы. Полиция в роли свидетеля самоубийства! Ловко задумано! Я ведь сразу заметил, старина, что вас это поразило с самого начала... Центральный полицейский участок как будто сам присутствовал на месте, где случилось самоубийство... Но вот следы глушителя... Вы сразу подумали, что что-то не так, едва Гастин-Ренетт прислал вам свой отчет... Из револьвера Голдфингера была выпущена всего одна пуля, и револьвер в момент выстрела был снабжен глушителем... Иначе говоря, мы услышали другой выстрел, второй выстрел, произведенный из другого оружия... Вы поняли это так же хорошо, как и я. Кто такой был Голдфингер? Несчастный бедолага, которому не сегодня-завтра грозило разорение... Действительно, бедолага, и у Лоньона имелись тому доказательства. На улице Лафайет о покойном говорили с симпатией, но и с некоторой долей презрения. У них не принято жалеть людей, которые позволяют себя дурить. А он не раз оказывался в дураках! С рассрочкой на три месяца продал камни ювелиру из Беконле-Брюийер, почтенному отцу семейства, одному из тех, про кого говорят "живым в рай попадет", а тот возьми и на старости лет свяжись с какой-то девицей, даже не хорошенькой... Быстренько перепродал его камешки и вместе с любовницей удрал за границу. В кассе Голдфингера засияла дыра в сотню тысяч франков, которую он больше года пытался заткнуть, да так и не заткнул. |
