|
Свет был резкий, слова скупые, движения точные. Оба походили на старательных рабочих, выполняющих сложное ночное задание. В карманах почти ничего: пакет табака, книжечка папиросной бумаги, коробок спичек, дешевый перочинный нож, дверной ключ старинной формы, карандаш, платок без метки, немного мелочи, но ни бумажника, ни документов, удостоверяющих личность Мере осторожно, одну за другой, брал вещи, укладывая каждую в отдельный мешок из вощеной бумаги, и накрепко завязывал его. То же он проделал с рубашкой, ботинками, носками. Все они были довольно дешевые. На пиджаке обнаружилась метка магазина готового платья на Севастопольском бульваре; брюки - поновее - были другого цвета. Мертвец лежал уже голый, когда появился доктор Поль: бородка расчесана, глаза ясные, хотя его и подняли среди ночи. - Ну-с, дорогой Мегрэ, что-то нам расскажет этот бедный парень? Иными словами, им предстояло заставить мертвеца заговорить. Все шло заведенным порядком. В обычных условиях Мегрэ мог бы отправиться спать: утром все бумаги и без того лягут к нему на стол. Однако комиссар, не двигаясь с места, стоял рядом: взгляд тусклый и сонный, руки в карманах, трубка в зубах. Прежде чем пустить в ход ланцет, доктору Полю пришлось дождаться фотографа. Тот запаздывал, и Мере, воспользовавшись отсрочкой, тщательно вычистил трупу ногти на руках и ногах и осторожно ссыпал частицы грязи в мешочки, на которых начертал кабалистические знаки. - Непросто будет придать ему веселенький вид! - заметил фотограф, осмотрев лицо. Обычная работа... Первым делом снимки тела и раны. Потом - для публикации в газетах с целью опознания - фотография лица, насколько возможно более живая. Вот почему техник гримирует убитого, который в ледяном свете выглядит особенно бледным, хотя скулы у него тронуты румянцем, а губы накрашены, как у уличной девки. - Ваш черед, доктор. - Остаетесь Мегрэ? Комиссар остался. До конца. Было уже половина седьмого утра, когда они с Полем выпили кофе с коньяком в маленьком баре, где только что открыли ставни. - Полагаю, вы не собираетесь дожидаться моего заключения?.. А скажите, дело крупное? - Не знаю. Вокруг них рабочие ели рогалики. Было холодно. Утренний туман оседал на пальто каплями влаги. На разных этажах домов одно за другим загорались окна. - Скажу для начала, что это человек скромного положения. В детстве, судя по костям и зубам, жил, вероятно, бедно, вниманием не избалован. Руки ни на какую определенную профессию не указывают. Они сильные, относительно ухоженные. Рабочим он не был. Служащим тоже: на пальцах никаких деформаций, говорящих о том, что покойник много писал или печатал на машинке. Ступни, напротив, уплощенные, чувствительные, как у человека, который проводит много времени стоя. Мегрэ не записывал: слова доктора и без того запечатлевались в его памяти. - Перейдем к главному: время преступления. Не боясь ошибиться, могу утверждать: от восьми до десяти вечера. Мегрэ уже уведомили по телефону о показаниях ночных гуляк и о появлении желтого “Ситроена” на площади Согласия сразу после часа ночи. - Вы не заметили ничего ненормального, доктор? - В каком смысле? Врач с бородкой состоял судебно-медицинским экспертом тридцать пять лет и в уголовных делах разбирался основательней, нежели большинство полицейских. - Преступление совершено не на площади Согласия. |
