|
Тем не менее комиссар связался с наружной службой, куда ежеминутно стекаются сведения обо всех происшествиях в Париже. - Если поступит сигнал, что с человеком в плаще произошел несчастный случай, или он впутался в ссору, или еще что-нибудь, звоните мне. Он также зарезервировал за собой одну из машин, дежуривших во дворе уголовной полиции. Вероятно, это смешно, но он хочет быть застрахован от любой неожиданности. Мегрэ принимал посетителей, курил трубку, время от времени помешивал в печке, хотя окно не закрывал, и бросал укоризненный взгляд на телефон. “Вы знали мою жену”, - сказал этот тип. Комиссар силился вспомнить, какая же это Нина - он ведь знавал многих. Несколько лет назад сталкивался с одной в Канне - она держала маленький бар, но уже тогда была старухой, а теперь наверняка умерла. Да, есть еще Алина, племянница его жены, - все ее зовут Ниной. - Алло... Комиссар Мегрэ?.. Четыре часа дня. Еще совсем светло, но комиссар уже зажег настольную лампу с зеленым абажуром. - Говорит заведующий почтовым отделением на улице Фобур-Сен-Дени, двадцать восемь... Простите за беспокойство... Возможно, это розыгрыш... Несколько минут тому назад к окошечку заказных отправлений подошел клиент... Алло.., по словам операционистки мадмуазель Данфер, он торопился, выглядел испуганным. Протянул ей записку и сказал: “Не старайтесь понять, а немедленно позвоните комиссару Мегрэ и передайте это сообщение”. Затем он исчез в толпе, а девушка побежала ко мне. Бумажка у меня перед глазами. Написано карандашом, неразборчиво. Наверняка набросано на ходу. Вот... “Не смог добраться до “Пушки”... Вы что-нибудь понимаете? Я - нет. Впрочем, не важно... Дальше слово, которое мне не прочесть... “Теперь их двое. Маленький брюнет вернулся...” Не знаю, правильно ли я разобрал слово “брюнет”.. Что вы сказали?.. Хорошо, вам видней. Но это не конец. “Уверен, они решили убрать меня еще сегодня. Подхожу к вашей набережной. Но они хитрые. Предупредите постовых”. Это все... Если хотите, я пришлю вам записку с доставщиком пневматичек... На такси?.. Извольте, но при условии, что заплатите вы: я не могу себе позволить... - Алло, Жанвье?.. Можешь возвращаться, старина. Через полчаса они курили вдвоем в кабинете комиссара. - Ты хоть позавтракал? - Съел порцию сосисок с капустой в “Пушке”. Мегрэ успел поднять на ноги велопатрули и постовых. Парижане, заполнявшие магазины, теснившиеся на тротуарах, вливавшиеся в кино и на станции метро, ничего не замечали, хотя сотни глаз уже буравили толпу, задерживаясь на бежевых плащах и серых шляпах. В пять часов, когда оживление в квартале Шатле достигло максимума, опять ударил ливень. Мостовая заблестела, вокруг фонарей появились ореолы, и через каждые десять метров прохожие на тротуарах поднимали руку, ловя такси. - Содержатель “Погребов Божоле” дает ему от тридцати пяти до сорока лет. Хозяин “Вогезского табака” - около тридцати. Он бритый, лицо розовое, глаза светлые. Сказать, что он собой представляет, пока не берусь. Мне ответили: “Человек как все”. В шесть позвонила г-жа Мегрэ: к обеду придет ее сестра; ей надо удостовериться, не опоздает ли муж, а заодно попросить его по дороге домой завернуть к кондитеру. - Подежуришь до девяти? Потом тебя сменит Люкас - я ему скажу. Жанвье согласился. Оставалось одно - ждать. - Кому бы я ни понадобился, пусть звонят прямо ко мне домой. Мегрэ не забыл завернуть к кондитеру на авеню Республики, единственному в Париже, у кого, по мнению г-жи Мегрэ, пекут настоящие наполеоны. |
