Изменить размер шрифта - +
У него не было никакого желания убивать кого бы то ни было, даже такого опасного типа, как этот маньяк. Тем не менее он приказал всем сотрудникам иметь при себе оружие и защитить любой ценой в случае опасности женщин из отряда муниципальной полиции. В префектуру он не поехал. К девяти часам он добрался до бульвара Вольтера, где сел в поджидавшую его гражданскую машину. Человек за рулем был в униформе таксиста и работал в комиссариате восемнадцатого округа.
     - Поехали, шеф?
     Мегрэ устроился на заднем сиденье, скрытый темнотой. Машина ничем не отличалась от тех, что весь день снуют у площади Мадлен или площади Оперы.
     - Площадь Клиши?
     - Да.
     По дороге он молчал и только на площади Клиши пробормотал:
     - А теперь вверх по улице Коленкур, только не очень быстро, как будто ты читаешь номера домов.
     Улицы по соседству с бульваром были еще оживленными, и почти везде из окон выглядывали люди, наслаждавшиеся ночной прохладой. Довольно много жителей сидело на верандах кафе и ресторанов, где обслуживали клиентов прямо на тротуаре.
     Казалось невероятным, что преступление может совершиться в таких условиях. И тем не менее обстановка была почти такая же, что и при убийстве Жоржетты Лекуэн, последней из жертв: она была убита на улице Толозе, менее чем в пятидесяти метрах от танцплощадки, под неоновой вывеской, освещавшей место преступления красным светом.
     Для того, кто знает квартал досконально, известно, что совсем рядом с его шумными артериями имеются сотни безлюдных улочек, закоулков и тупиков, где нападение может быть совершено без опаски.
     Две минуты. Подсчитали, что убийство может быть совершено за две минуты, а если быть чуточку порасторопней, то и того быстрее.
     Что толкает его после преступления еще и разрезать на жертве одежду?
     Он не прикасался к жертвам. Для него не существует сексуального вопроса, как в некоторых уже известных случаях. Он рассекает одежду широкими взмахами ножа, как будто в ярости, как ребенок, ожесточившийся на куклу и топчущий ее ногами.
     Тиссо тоже говорил об этом, но с недомолвками. Он испытывал искушение принять некоторые теории Фрейда и его последователей, но чувствовал, что это было бы слишком просто.
     - Необходимо знать его прошлое, включая детство, найти первый удар, о котором он сам, может быть, уже забыл...
     Каждый раз, когда он думал об убийце, Мегрэ охватывало лихорадочное нетерпение. Он стремился представить его лицо, четкие черты, материальное воплощение этого беспредметного существа, которого называли убийцей, сумасшедшим, чудовищем, которого Тиссо, наконец, невольно, как бы оговорившись, назвал пациентом".
     Мегрэ бесило его собственное бессилие. Ему брошен вызов. И он желал бы оказаться лицом к лицу с ним, неважно где, пристально посмотреть прямо в глаза и сказать:
     - Ну, а теперь говори...
     Ему просто необходимо было найти его. Ожидание томило, мешало сосредоточиться в главных деталях.
     Машинально он отмечал людей на местах, куда он их поставил. Он не знал их всех. Многие не относились к его службе. Он знал только, что человека за занавеской зовут так-то, а женщина, идущая сейчас мимо, запыхавшаяся, возвращающаяся невесть откуда неровной из-за высоких каблуков походкой, из вспомогательного отряда.
     С февраля, со времени первого убийства, этот человек переносил следующее на более поздний час, начиная с восьми часов и кончая без четверти десять вечера. А как будет теперь, когда дни стали укорачиваться и ночь наступает раньше?
     С минуты на минуту можно было ожидать крика прохожего, натолкнувшегося на труп на тротуаре: ведь все предыдущие жертвы были найдены через несколько минут, и лишь одна - через четверть часа.
Быстрый переход