Изменить размер шрифта - +
..
     Одним глотком Пуан опорожнил стопку. Взгляд его был устремлен на пуговицу пиджака Мегрэ.
     - Да, господин премьер-министр... Простите, что не позвонил вам раньше... Чувствую себя лучше, да... Пустяки... Наверно, усталость...
     Кроме того... Я хотел вам сказать...
     Из трубки до Мегрэ доносились звуки, не предвещавшие ничего хорошего.
     У Пуана был вид ребенка, которого отчитывают, а он тщетно пытается оправдаться.
     - Да... Я знаю... Поверьте мне... Наконец ему дали возможность говорить, и он стал подбирать слова:
     - Понимаете, произошло нечто... нечто невообразимое... Я имею в виду отчет... Вчера я принес его в мою собственную квартиру... На бульваре Пастера...
     Если бы ему хотя бы дали возможность рассказать эту историю так, как он хотел! Но его без конца перебивали. Мешали.
     - Я обычно прихожу сюда поработать... Что? Я и сейчас здесь, да...
     Нет, жена не знала, где я, иначе бы она передала мне, что вы звонили...
     Нет! У меня больше нет отчета Калама... Я пытаюсь сказать вам об этом с начала разговора... Я оставил его здесь, считая, что он будет в большей безопасности, чем в министерстве, и когда после разговора с вами пришел, чтобы забрать его...
     Мегрэ отвернулся, увидев, как с густых ресниц Пуана скатилась слеза досады и унижения.
     - Я все обыскал... Разумеется, я этого не сделал. Прикрыв трубку рукой, Пуан прошептал Мегрэ:
     - Спрашивает, сообщил ли я полиции... Сейчас он слушал безропотно, бормоча время от времени:
     - Да... Да... Понимаю...
     Пот струился по его лицу, и Мегрэ захотелось открыть окно.
     - Клянусь вам, господин премьер-министр...
     Люстра не горела. Угол кабинета, где они сидели, освещала настольная лампа с зеленым абажуром. Остальная часть комнаты тонула в полумраке.
     Время от времени с бульвара Пастера доносились гудки такси и иногда свистки паровоза.
     На фотографии, висящей на стене, отцу Пуана было лет шестьдесят пять, и, судя по возрасту самого Пуана, он, видимо, был сфотографирован лет десять назад. Матери Пуана на другой фотографии было не больше тридцати.
     Одета и причесана она была по моде начала века, из чего Мегрэ сделал вывод, что мадам Пуан, как и его собственная мать, умерла, когда ее сын был еще ребенком.
     Можно было предполагать многое; Мегрэ еще не обсуждал всех возможностей с Пуаном, но бессознательно их обдумывал. Телефонный разговор, свидетелем которого он оказался, навел его на мысль о Мальтере: будучи премьер-министром, тот одновременно является министром внутренних дел, то есть ему подчиняется Сюртэ.
     Если предположить, что Мальтер узнал о визите Пикмаля на бульвар Сен-Жермен и велел установить наблюдение за Огюстом Пуаном... Или даже после разговора с ним...
     Предположить можно все, что угодно: что Мальтер захотел завладеть документом, чтобы его уничтожить или чтобы сохранить, как возможный козырь.
     Газетная терминология абсолютно точна: отчет Калама-настоящая бомба, дающая тому, кто ею владеет, неслыханные преимущества.
     - Да, господин премьер-министр. Никакой полиции, обещаю...
     Премьер, очевидно, изводил Пуана вопросами, от которых тот терял почву под ногами. Пуан взглядом призывал Мегрэ на помощь, но помочь ему было невозможно. Он уже начал слабеть.
Быстрый переход